Всё до боли знакомо, всё запылённо, законсервировано, как будто находишься в какой-то антикварной лавке старьёвщика на окраине большого города: пропылённые с осыпающейся штукатуркой дома, пропылённые улочки с асфальтом в широких глубоких трещинах, пропылённые деревья, через пыль которой недолгим летом проглядывает тусклый изумруд матовых листьев. Ленинский район, теперь Адмиралтийский, а в древности вообще финская деревня, губерния. Леви движется в сторону дома по Рижскому, потом отклоняется от курса, желая отклонится от шума проезжающих машин, от суеты, ища тишины, сворачивая на одну из Красноармейских улиц. Ноги плывут по асфальту, а глаза по стенам, крышам старых домов. Всё знакомо, ностальгично, печально. Симфония в камне, реквием человеческой жизни, как цветку, сумевшему пробиться сквозь толщу асфальта, но никогда не сумевшему расцвести, распуститься, ставшему серым и, в конце концов зачахнувшему.
По левую руку, по направлению к дому Леви, его глаза встречаются со знакомыми окнами. В окнах горит приглушённый свет. Окна большие, но немытые, занавески за стёклами выгоревшие, смятые. Чьи эти окна?
В голове всплывают воспоминания бурных веселей праздненств. Миша Буров! Да, там жил Миша Буров со своей женой Ириной. У них, вроде была дочь, но их обоих или от прежней связи самой Ирины, неизвестно. Ирина — еврейка по происхождению, деловая, бережливая и терпеливая. У неё густые волосы, типичный еврейский нос по представлению окружающих, чувственные пухлые губы. Симпатичная, обаятельная женщина. Представляется, что, как и в большинстве таких браков, тому, что имел Миша, он должен был быть благодарен своей жене. Она была настоящей умницей.
1981 год. Заснеженный Питер. Снега по колено и по грудь. В то время, когда на двадцать советских семей во дворе стояли одни Жигули или старенький Москвич, у Миши был микроавтобус из Японии, блестящий, с правым рулём. Миша, как ребёнок радовался своей машинке.
— Поедем в ресторан, — предложил он Леви.
Мише удавалось почти каждый вечер проводить в ресторанах, несмотря, что стоимость одного обеда там, равнялась стоимости средней месячной зарплаты. Иметь связи с иностранными гражданами вне государственных было запрещено законом, но те кто на них отваживался и имел торговые сделки, покупал-продавал, наживал неплохие барыши, мог позволить себе и каждодневный обед в ресторане и блестящий автобусик неотечественного производства.
Ресторан, куда они отправились всей кампанией, находился недалеко за городом. Его громадный зал был почти полностью наполнен праздными людьми. Было нестерпимо шумно и душно. Помнилось, что весь вечер на сцене выступали цыгане. Они пели, танцевали. Посетители же пили, ели и снова пили. Миша поднимал руку с оттопыренным локтём и отведённым в сторону мизинцем и вливал стопку за стопкой прозрачную жидкость в свои несгораемые внутренности.