— Что?
— Красиво здесь, говорю! Не знаешь, утки тут водятся?
— Утки что! Мне Корнилыч рассказывал, здесь гусей навалом. Знаешь их как трудно стрелять?
— Давай вернемся сюда осенью? Поохотимся...
— В отпуске я могу... Если встретишь, конечно.
— Договорились.
Они увидели Баландина одновременно. Тот торопливо греб к берегу. В этом месте река петляла между скал, видимо, поэтому он слишком поздно услышал звук мотора.
— Предупреди его! — крикнул Виктор.
Коротко пророкотал автомат. Баландин перестал грести, вскинул винтовку и выстрелил в их сторону.
— У него «тозовка», — обернулся к Виктору Сергей. — Я по лодке очередь дам.
— Нет! Отсекай его от берега!
Снова прогремела резкая дробь, пули вспороли воду перед носом баландинской лодки. Он бросил винтовку и стал торопливо табанить веслом.
— Хорошо! Следи за ним! — крикнул Виктор.
Он сделал крутой вираж и заглушил мотор. «Казанка», снижая ход, шла теперь прямо на Баландина. Тот успел сделать еще два выстрела. Рядом с Виктором взвизгнула рикошетом пуля, и в этот момент «казанка» ткнулась в борт лодки беглеца.
— Не стреляй! — крикнул Виктор, видя, что Сергей поднимает автомат. Схватив весло, почти без замаха, он коротко и сильно рубанул им Баландина по голове. Тот обмяк и повалился на дно лодки. Виктор прыгнул следом, заломил ему руки за спину, надел наручники. Подняв голову, он увидел, что «казанка» отходит в сторону.
— Ты что — не видишь? — раздраженно бросил он Сергею, так и сидевшему с автоматом на коленях.
Тот потянулся, как во сне, рукой к борту и вдруг, не вставая, повалился ничком.
— Что с тобой? Сергей! Сергей!
Виктор зацепил «казанку» веслом, перетащил в нее Баландина, бросил туда винтовку, продукты, прыгнул сам. Какое-то мгновение смотрел на оставленную лодку, затем махнул рукой — не до нее. Он перевернул Сергея, усадил на дно. Тот был в сознании и тихонько постанывал. Болоньевая куртка испачкана кровью. Пиджак, щегольская жилетка, белая рубашка — все было в крови. Стащив с себя рубашку и кое-как перевязав Сергея, Виктор сел на корму и завел мотор.
В Куюмбе третий день мела пурга, и сколько Самарин ни уговаривал мужиков — никто не соглашался ехать с ним в Усть-Камо. Он квартировал у старика Дюлюбчина. По вечерам Дюлюбчин собирал знакомых и, достав из кисета письмо от Иркумы, полученное им с оказией две недели назад, просил Самарина прочесть, что пишет внучка, — сам он был неграмотным. Самарин был зол — уходило дорогое время. В этот вечер он, дочитав письмо, раздраженно вернул его старику:
— На! И не лезь ты ко мне с ним, за ради Христа! Восьмой раз читаю!