Тогда-то Октябрьский и взялся за трубку аппарата ВЧ, чтобы позвонить в Москву Г. К. Жукову. Что происходило потом — картина раздваивается. Член Военного совета Н. М. Кулаков описывает ситуацию таким образом, что у читателя складывается однозначное впечатление: Октябрьский, в отличие от некоторых своих подчиненных, оказался способным быстро «переключить себя» на войну.
За минуту-две до того, как зенитчики должны были открыть огонь, Октябрьскому, как пишет Кулаков, позвонил командир одного из дивизионов зенитно-артиллерийского полка, прикрывавшего Севастополь. В крайнем волнении он заявил, что не сможет решиться на открытие огня: а вдруг самолеты наши, и тогда ему придется отвечать за последствия. «Ф. С. Октябрьский потребовал прекратить неуместные рассуждения и выполнять приказ.
— В противном случае, — закончил командующий, — вы будете расстреляны за невыполнение боевого приказа».
Мемуарист специально пояснил, почему он привел в своих воспоминаниях этот эпизод — дабы показать всю безосновательность утверждений, проникших в «отдельные военно-исторические произведения», будто у командующего Черноморским флотом возникали какие-то колебания насчет того, следует ли открывать огонь. «Как человек, находившийся рядом с ним, — подчеркнул Н. М. Кулаков, — могу засвидетельствовать, что никаких колебаний и сомнений на этот счет у Ф. С. Октябрьского не было»>{176}.
Говоря об ошибках в «отдельных военно-исторических произведениях», Кулаков явно имел в виду (хотя и не назвал их) воспоминания капитана 2-го ранга Н. Т. Рыбалко, на которые сослался Н. Г. Кузнецов в своей книге «Накануне», вышедшей в 1966 г.
А картина из них складывается, говоря дипломатично, несколько иная, чем та, что позднее в своих мемуарах нарисовал бывший член Военного совета ЧФ. Угроза расстрела прозвучала из уст командующего флотом в адрес не какого-то анонимного командира дивизиона, а как раз Н. Т. Рыбалко. Когда оперативный дежурный доложил Октябрьскому о запросе начальника ПВО полковника Жилина, открывать ли огонь по неизвестным самолетам, между ними возник следующий диалог, который Н. Г. Кузнецов воспроизвел по воспоминаниям Н. Т. Рыбалко:
«Ф. С. Октябрьский. Есть ли наши самолеты в воздухе?
Н. Т. Рыбалко. Наших самолетов нет.
Ф. С. Октябрьский. Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны.
Н. Т. Рыбалко. Товарищ командующий, как быть с открытием огня?
Ф. С. Октябрьский. Действуйте по инструкции»>{177}.
Что значит «по инструкции»? Если говорить без обиняков, это была попытка под благовидным предлогом переложить принятие чрезвычайно ответственного решения на подчиненного. Объяснить природу нерешительности, проявленной Октябрьским, в общем-то, несложно. Ведь дело касалось на какой-то пограничной заставы, привыкшей ко всяким инцидентам и по определению неспособной стать причиной масштабного конфликта, а Севастополя — главной военно-морской базы Черноморского флота. Приказ об открытии огня всей системой ПВО по неизвестным еще в те минуты самолетам вполне мог отозваться межгосударственным конфликтом. На командовании флота лежала большая ответственность: с одной стороны, не пропустить безнаказанно врага, а с другой — не вызвать осложнения обстановки, что было чревато крупными неприятностями лично для адмирала.