Не знаю, что говорил командующий, но Иван Ильич отвечал односложно:
— Есть… Слушаюсь… Примем меры…
Диалог был недолгим. Красный от волнения, И. И. Миссан отошел и угрюмо сел.
Затем вызвали меня. Я брал трубку с некоторым беспокойством»>{284}.
Прервем здесь Кошевого, заметив, что беспокойство его было не напрасным. Но не потому, что его ждали упреки командующего фронтом, совсем наоборот. Толбухин похвалил за заметное продвижение вперед в полосе 63-го корпуса. Командирское беспокойство у Кошевого должно было возникнуть от обоснованного предположения о переносе в полосу его корпуса главного удара фронта. Когда же Толбухин действительно сообщил Кошевому об этом, дополнительное волнение командир корпуса испытал от осознания всей ответственности задачи, которая легла на него и подчиненные ему войска.
Командующий фронтом одобрил решение командира корпуса на выдвижение в передовые порядки 417-й стрелковой дивизии генерала Ф. М. Бобракова, до того находившейся во втором эшелоне, и подчеркнул:
«— С вводом ее не медлите и сделайте это с рассветом. Развивайте успех для овладения высотой 30,3. Когда вы захватите высоту, у противника не будет более выгодных рубежей для обороны степного Крыма. Из-за угрозы выхода наших войск в тыл перекопским позициям ему придется их бросить и откатываться в горы. Мы же тогда двинем на врага девятнадцатый танковый корпус, тоже в вашей полосе наступления…
Затем к аппарату ВЧ подходили то Крейзер, то Миссан, то Неверов. Меня не приглашали. Они узнали решение командующего фронтом.
Это облегчило мое положение перед командармом: теперь мне оставалось только доложить Крейзеру, что второй эшелон корпуса рекомендовано вводить и дивизия выдвигается.
Было 2 часа 9 апреля 1944 года, когда командарм, после детального рассмотрения вопросов предстоящего наступления, отпустил меня»>{285}.
С рассветом 417-я дивизия при поддержке большого количества артиллерии и авиации нанесла мощный удар юго-западнее Каранки и стала развивать наступление на юг. Победное движение продолжила и 267-я дивизия полковника А. И. Толстова, успешные действия которой накануне дали возможность командованию фронта перенести в полосу корпуса главный удар. Чтобы сломить сопротивление противника, на поддержку обеих стрелковых дивизий были полностью переключены артиллерийская дивизия фронта и авиация.
По признанию генерала Кошевого, «управлять стало сложнее. Теперь с требованием всемерно ускорить наступление звонил командарм Я. Г. Крейзер, человек не очень спокойный. На мой наблюдательный пункт он не приехал, хотя я его усиленно приглашал. Поэтому генерал часто вызывал меня к телефону, журил за невысокий, по его мнению, темп наступления и завершал разговор напутствием: „Давай, давай!“»