Но как воспитать сложность? «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»[80]. И в нашем распоряжении, конечно, образ. Сегодняшняя эпоха – эпоха образов (не слов и текста), и образам нужна сложность. Главное – заинтересовать, сделать сложное увлекательным, заманчивым, интересным. Постепенно через развлечение человек начнёт размышлять, думать, вглядываться, вслушиваться в мир, в искусство, в историю.
Музей становится посредником между простоватостью и сложностью, он – проводник в мире сложных чувств, мыслей и образов. Культура должна быть доступна всем, но само слово «доступность» имеет много смыслов: с одной стороны – каждый может прийти и посмотреть, а с другой стороны – всё не так легко и просто. Доступность в высоком смысле означает: человек должен научиться понимать и ценить то, что он видит. Не всегда просто понять смысл каменного рубила, или фантастический орнамент персидской миниатюры, или символику натюрморта, или значение образа Богоматери. Да, музей демократичен, потому что открыт для всех: роскошь, ставшая доступной. В музее каждый может найти то, что ему по душе, музей обращается ко всем одновременно – и к обывателям, и к гурманам. Музей показывает человеку, что тот ещё многого не знает, и помогает ему узнавать: если человек захочет – он доверится музею, и потихоньку обычный посетитель превратится в сложного человека, готового к интеллектуальным неожиданностям, к творческому подходу, к уважению непонятного. Выходить за пределы обычного, за пределы того, что привык видеть, слышать, и чем легче и интереснее человеку выходить за эти пределы – тем легче ему чувствовать себя свободно, а мир при этом становится объяснимее, ярче. Сложному человеку нравятся трудные вопросы, и он не ждёт быстрых и лёгких ответов на них.
Так сложилось, что я часто оказываюсь в самом центре труднейших ситуаций и вынужден решать множество непростых, иногда болезненных проблем. У меня, конечно, есть свои правила поведения в подобных условиях. Какие? Меняются времена – меняются оценки. Говорят, «быть знаменитым некрасиво». Я не знаю, что такое быть знаменитым. Быть знаменитым где? В чьих глазах? В каком кругу? Когда-то Виктор Шкловский придумал термин «гамбургский счёт» – высший счёт, высшая оценка, подлинная ценность, свободная от конъюнктуры и обстоятельств. Говорите обо мне что хотите, только правильно пишите моё имя – я тоже так считаю. Нравится мне и точка зрения Черчилля: «Нет плохих упоминаний, кроме одного – упоминания в некрологе». Когда моё имя часто называют, особенно сейчас, когда каждое появление в прессе становится непременным условием известности – ощущение не из приятных. Я не сразу, но привык, и мне по большому счёту всё равно. Для меня главное и важное – репутация. Репутация – высшая математика в суждениях: кто успешен, а кто – нет. Надо только для себя определить, в чьих глазах, в каком обществе она важна. И рейтинги «успеха и известности» совершенно ни при чём. Репутация арифметически не определяется – нужна высшая математика. Порядочный человек должен сохранять примерно одинаковую дистанцию и от власти, и от публики. Я не исхожу из представления, что власть плохая, а народ хороший. Знаю одно: близкие, тёплые отношения и с теми, и с другими угрожают репутации. Я стараюсь жить так, как сам считаю нужным, и уверен – человек должен дорожить своей репутацией, остерегаться её запачкать. Но в то же время следует управлять этой репутацией, то есть внимательно, зорко следить за тем, как его поступки отзовутся в обществе, постараться быть верным себе, своему пути, своему делу.