Ну, пока. До завтра.
Паш, признайся, правда, ты пошутил? Да?
P.S. Слушай, ради Бога: что это за деятели из тридцать восьмого года, которые меня раздевают? Нет, вру: не интересуюсь. Про древних — ещё ладно, а современность, особенно те самые годы, — это для меня чересчур. Извини уж. Кроме того, я сильно подозреваю, что ты употребляешь ласкающее слух слово «раздевают» совсем не в том смысле, в каком хотелось бы.
Павел. 2 июля, воскресенье, 11–14
Теперь, похоже, моя очередь отвечать по пунктам?
Итак:
1) Спрашиваешь, что делать со мной пьяным, ежели я окочурюсь в сауне? Ответ: то же самое что и с непьяным. С той лишь разницей, что похороны придется отложить, ибо, будучи тепленьким, могу ко времени не успеть остыть. А тогда с Олегом я как раз трезвым еще был. Хотя, честно говоря, теперь уже как бы сомневаюсь, а было ли в действительности то, о чем я тебе, дурак эдакий, трепанул. А когда и в какой связи он перед тобой отстаивал свою «правильную» ориентацию? Смотри, это-то и подозрительно: с чего бы он вообще заговорил с тобой об этом?
2) Ты прекратишь когда-нибудь обзываться? Смотри, уже докатилась до «оптимиста». Рассказываю: год назад (помнишь, когда у меня все развалилось в жизни да плюс я работу потерял и сидел, челюсти на полке, а за квартиру, за машину и по кредитным картам платить все равно надо было), тогда я пошел и купил пистолет. Нелегально, «с рук». Положил его в верхний ящик стола и стал ждать. Ждать нужной кондиции. А она, нужная, все никак окончательно не формировалась. А потом меня начала мучить паранойя: мне все казалось, что в мое отсутствие полиция устроит обыск у меня дома, найдет этот пистолет незарегистрированный и возьмет меня неожиданно и опять-таки тепленького. И начал я его, точнее, всю коробку, то есть его самого и патроны к нему, везде таскать с собой. И этого клинического шизофреника вы, сударыня, осмеливаетесь назвать оптимистом? Что ж, пусть это останется на вашей совести!
3) Насчет педофильства, Кирюшки и любови (или любви — как правильно?)… Ты не представляешь себе, как много раз задавал я себе этот вопрос: вот вырастет, возмужает и станет мне не интересен… И у меня готов ответ: нет! Возмужает ли он, сгорбится ли, растолстеет ли — я его люблю. Понимаешь, это не вопрос «нравится — не нравится»: не в этом дело! А в том, что я его люблю. И когда он окончательно вырастет, женится и вообще пойдет своей дорогой, но вот однажды мне позвонит (не знаю, зачем, может, просто номер телефона моего случайно отыщет), то и тогда у меня все, что на тот момент останется, начнет пульсировать и чего-то там генерировать. А если он попросит меня с детишками его посидеть, то и посижу, и с каким еще удовольствием! Хотя на фига я ему в няньки: у него же папа есть и, на самый худой конец, Зинка?