Кстати о Кирюшке. Детективов этих с ним за последние месяцы я насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Мало что запомнил, правда: сидит рядом офигенный мальчишка, дышит и поедает чипсы и, ну, никак не дает сосредоточиться на экране. Впрочем, об этом я уже писал. Все спрашиваю себя и нет ответа: почему на работе я на пацанов вовсе не смотрю? Неужели нет среди них симпатичных? Есть же, поверь мне, отличные ребята есть! Отгородился стеной какой-то: там ученики, здесь частная жизнь со всеми ее заскоками. Когда-нибудь, когда весь этот кошмар закончится или хотя бы поутихнет, мы с тобой сядем потрепаться, и в ответ на твои изыскания по истории отношений гладиаторов и наложниц я обещаю тебе не менее любопытные факты из теории сексуальной ориентации: я этой проблемой много лет, ну, не скажу, чтоб занимался, но как бы интересуюсь. Договорились?
А насчет кредитной карточки — это я так, трепанул по глупости, не обращай внимания. Потому что если все будет так, как ты хочешь (или мечтаешь), то кредитная карточка твоя тебе еще, ой, как понадобится! Ибо три года, как минимум, пацана одевать да кормить придется. А ест он много. А кока-колы сколько уничтожает — никакой бюджет не выдержит. И знаешь, очень огорчил меня диагноз, который ты Кирюшке поставила. Цитирую: «Точно, у него депрессия. Боже мой, как излечить этого мальчика!» Вот у тебя, пожалуй, действительно депрессия, причем затяжная. Чем лечить от затяжной депрессии одинокую женщину — это общеизвестно: мужиком. Насколько это лекарство универсально, в смысле, поможет ли Кириллу… Шучу. «Спокойствие, — как говаривал Карлсон, — только спокойствие»!
Про меня, валявшегося под столом, Мишка наврал. Я так быстро надираться не умею, мне разбег нужен. Мы с ним приняли по чуть-чуть, и уже после его ухода я приступил к процессу. И кстати, до сих пор еще ни под каким столом не валяюсь. Поэты — они все такие вруны. Или фантазеры — что то же самое.
А про то, как стихи пишутся, я однажды сам стих написал. В ранней молодости задался тем же вопросом и — написал. Такой вот стих: «Сяду утром на горшок, сочиню людям стишок.» В «людям» ударение на «я», потому что правильно, то есть, на «ю», никак не получалось.
Ой, слушай, просил я тебя не звонить мне с серьезными вопросами после одиннадцати!? К этому времени я уже обычно «добираю», то есть «никакой», готов отойти ко сну или в мир иной — зависит от дозы и провидения. Ну, так ты и не звонишь, а и-мейлы шлешь! Я чего тебе писать-то сел: Йоську повязали!!! Лизка сидит дома и ревет. Позвонила мне. Говорит, приехали утром, вежливые такие, извинились за беспокойство, надели на Йоську наручники и увезли. Представляешь!? И я знаю, почему: он столько раз орал во всеуслышанье, что, дескать, «убьет этих гадов», что кто-то об этом, конечно, следователям сказал. Как ты думаешь, это действительно мог быть он? Ну, убийцей, в смысле… Лизку я, как мог, успокаивал, а ты мне скажи — ведь знаешь их обоих не меньше моего — мог это быть он?