Что этому семейству от нас нужно? Неужели я ещё не отдала им всего, что только можно было отдать? И это я даже не столько о деньгах, угроханных и присвоенных, по Зинкиным намёкам, Олегом… Нет, не верю, не мог он…
Да что же это Кирилл к тебе зачастил, всё-таки? Не нравятся мне ваши немые сцены: чувствую, не по правилам что-то. Слушай, как ты считаешь, Зинаида выдаёт фантазию за реальность? Для чего бы это ей понадобилось? Показуха ради показухи? В конце концов, даже змея могла бы относиться к кому-то хорошо, а мальчишка действительно приятный. Мне доподлинно известно, что материнского молока ему, бедному, попробовать не удалось. Тем не менее, первое, что приходит в голову, говоря о Кирюшке, — это, что от него ещё материнским молоком пахнет. Весь он такой душистый, чистый, и при этом ядрёный какой-то, что ли… Прелесть. Иногда я думаю, таким ли был Олег в юности? Сейчас-то он матёрый… Но когда выпьет, румянец на щёки набежит, и он тоже становится молодым и прекрасным.
Говоришь, малопьющий… Но по сравнению с тобой, даже наш Мишка, и то — трезвенник! Очень я из-за этого переживаю: спиваешься ты, друг мой. И ещё этим бахвалишься. Кстати, у букинистов Олег, по-моему, тоже хорош был. С Зинкой, между прочим, на пару глушил, и она (Зинка) разглагольствовала на тему, как хорошо быть богатым. Как всегда.
Да, молчун, конечно, но мне его молчание часто рассказывает больше, чем чьи-то умные речи. Угрюм, безусловно. Битый, как мы с тобой.
Ты спрашиваешь, что я в нём нашла. Вот это и нашла: не такой, как все. Не знаю уж, что у него за взгляд затравленный, сочиняешь ты всё. Или, на самом деле, — затравленный? Чёрт его знает. Улыбка лучистая, это действительно так. А в глазах — боль. Загадочный он! Может, поэтому я так в него, как ты это называешь, втрескалась.
Да ведь я же в его сторону повернуться боюсь, какая уж там стрельба!
А знаешь, иногда и правда хочется плюнуть на всё и кинуться на амбразуру. И не то, что на амбразуру, — на выяснение по поводу злосчастных денег броситься не посмею. Или посмею? Взять на этом чёртовом пикнике, подойти к нему и объясниться, наконец. Пашка, что делать? Посоветуй.
Вот же размечталась! Таких, как Зинаида, ради моих «древнеегипетских» глаз не бросают, а только наоборот, это я уже точно знаю. Расскажу тебе когда-нибудь всю историю, да сейчас ворошить не хочется. Ни к чему, вроде. Но что он для меня Зинку не бросит, — это горькая правда. Да я и не хотела бы быть такой сукой, из-за которой другая женщина будет плакать. Мало ли, у кого губы змеиные. Нет, я не могу. Пусть уж лучше я страдаю: мне не впервой.