Клара. 14 июля, пятница, 16–00
Что в «счастливые дуры» я уже не попадаю, так это точно. Как говорят американцы, «ноу киддинг». Боюсь, результат твоего посвящения в счастье не оставляет сомнений: сопьюсь.
Тихо радуюсь, что уже пятница, и отсчитываю последние минуты этой ужасной рабочей недели. Сердце бьётся и ликует: впереди целых два выходных дня. «Дышите глубже, вы взволнованы»…
Вот по телефону ты не решился меня критиковать: письменно, конечно, легче, а зря. Я бы тебе сразу объяснила, что ты меня не понял. На самом деле мне не понравилась только «маргарита». В толк не возьму: кто и зачем придумал со всех сторон обсыпать стакан солью. Остальное было не так уж плохо, особенно мои любимые суши. А тебе, кажется, приятно думать, что у Лэрри со мной не вышло? Да никто и не настаивал, так что прекрати. И завидовать нечему. Заплатить-то он за меня заплатил, но когда-нибудь ведь обязательно придётся рассчитаться… А, не хочу сейчас об этом.
Между прочим, он не так давно звонил, расспрашивал про Кирилла, интересовался, есть ли у меня планы на выходные. Я сказала, что есть; хочу провести это время с мальчиком.
А паршивца опять дома нет. Вчера явился поздно, по-моему, под шафе. Я его не дёргала, хочется по-хорошему, но радости мало. А сегодня звоню, звоню… Где-то с одиннадцати пытаюсь пробиться… Ну в двенадцать он должен был бы проснуться, наконец, а никто не отвечает. Значит, опять бродит где-то? Начались весёлые дни опекуна при подростке. Не работа, а сплошная нервотрёпка: что там, дома?
Да, конечно, сегодня в семь. Я уже ухожу из «кибинета». Отбыла еженедельную каторгу. Ничего, что пораньше. Простят они мне эти последние минуты, которые я сокращаю. Поставлю ростбиф в духовку. К семи как раз поспеет.
Пока, жду.
Павел. 14 июля, пятница, 23–48
Вот я и дома. Добрался без приключений. Впрочем, я и выпил-то у тебя немного. А согласись, все-таки «Наполеон», ежели он действительно из Франции, это совсем не то, что американская самогонка под тем же названием. Никак не могу понять, почему, например, французская провинция Шампань не судится с калифорнийскими производителями шипучки, которые самым наглым образом называют эту свою шипучку «шампанским»? «Шампанское» обязано быть из Шампани! Точно так же, как мою любимую «Смирновскую» неприлично производить в штате Иллинойс, а надо завозить из Петербурга, а пльзеньское пиво обязано быть из западной Чехии — и ниоткуда больше. Но увы — увы! — работает открытый Владимиром Ильичом (с тоски и от безделья в сытой бюргерской Швейцарии) «третий признак империализма», который гласит: «Вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение». (Господи, зачем, ну, зачем я всю эту муру помню!?) И вот ты идешь с крутым белозубым детективом в Сан-Франциско в японский ресторанчик на горячую водку сакэ, а она, сакэ эта, не более японская, чем, скажем венгерская салями в «русском» магазине, ибо не из Токио и не из Будапешта, а из-за угла Четырнадцатой авеню. Впрочем, я это все не ко времени: никак не могу отойти от твоего ростбифа. И решительно отказываюсь понимать Олега, как он мог тебя оставить!? Или ты ему никогда ростбифа не готовила?