Ладно. Договорились же: без эмоций. Олег упал. Я уронил пистолет и сбежал. Просто и примитивно сбежал, не зная даже, жив Олег или нет. Шлялся по лесу. Тихо выл. Блевал. Снова шлялся, выл и блевал. В темноте набрел на сортир, собрался в очередной раз проблеваться, но наткнулся на парочку (теперь я знаю, что это были Сюська с Йоськой), извинился (не уверен, впрочем, что они меня заметили: делом были заняты!) и отвалил блевать в другое место, подальше.
За этим занятием я провел довольно много времени. Впрочем, опять-таки сколько — не скажу. Не до циферблата мне было. Даже моего знаменитого, с «подсветкой». У костра продолжали петь, а мне туда не хотелось. Даже ради алиби. О котором я просто в тот момент не думал. А подумал я о нем позже. И о часах тоже. Когда набрел в темноте на стол Йоськи с семейством, когда принял из его рук стакан с чем-то крепким (то-то он такой щедрый был!), когда был уже не в состоянии держаться на ногах, когда ты, наконец, пришла и стала настаивать, чтобы мы поехали домой — вот тогда меня осенило, и я элементарно перевел стрелки на пару часов назад (из детективной литературы помню, что при современных методах аутопсии два часа разницы есть железное алиби). То есть вел себя так, как будто я профессиональный убийца и готовил это убийство всерьез и задолго, перечитывая твою любимую Агату и других классиков жанра. Но ведь сработало же!
Хотя какое это теперь имеет значение? Клар, не стирай из компьютера то, что я сейчас написал. Ибо что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, на клавиатуре и на экране. А лучше распечатай и при очередной встрече вручи своему белозубому Порфирию Феллини (или как там его?). И Порфирия повысят по службе. И вы с ним переедете в домик с бассейном. А я обещаю на допросах не отпираться. Одно только: Зинки я не убивал. Пальцем не трогал. Не видел даже с тех пор, как она ушла, натравив на меня Олега. Пойми, мне врать смысла нет: двух электрических стульев все равно не пропишут. А защищаться я не стану: чего ж дергаться, если это правда и если мне сейчас, после того, как я нажму «Send» будет легко и покойно, как давно уже не было… целых двенадцать дней!
Павел. 16 июля, воскресенье, 7-12
После того, как я нажал кнопку «Send», а потом целую вечность просидел в кресле с закрытыми глазами и даже начал проваливаться в сон, я все-таки решился перебраться на диванчик, предварительно прокравшись в спальню за лишним одеялом. И прокрался — себе на беду. То ли дверь скрипнула — не знаю, но Кирилл не спал. Лежал с открытыми глазами. Светло уже было в комнате, даже сквозь шторы светло. Куда же мне было деваться? Я присел на кровати в ногах. Сказал «доброе утро» и — все, ничего умнее в голову не пришло. Мы помолчали. Я, сонный и пьяный (ну, не пьяный, пожалуй — напиться мне так и не удалось), молчал с удовольствием: не хотелось разговаривать, не хотелось даже думать о том, что нужно сказать и как нужно сказать. А вот Кирилла молчание это явно тяготило. Я это чувствовал. И тогда задал ему вопрос: почему он пришел ко мне ночью? Это было единственное, о чем я мог думать, потому что действительно ненавижу неопределенности и особенно в отношениях с теми, кто мне, мягко говоря, небезразличен. Какая бы там ни была у него пресловутая эта ориентация (если об этом вообще можно говорить в его годы), я не верю, чтобы он так уж «вожделел» меня. Ну, я и спросил, почему он пришел?