Хэппи Энд (Хайлис, Зевелев) - страница 98

Она, Зинка, картинно фыркнув, отвалила — но только убедившись, что Олег «вступил». А он действительно «вступил»! И взгляд его был нехорош. Клар, ты не знаешь случайно, не употреблял ли он чего-нибудь позлее водки: травки там какой, порошка какого? Потому что мне казалось, что он не был пьян. Но что точно — был он невменяем. Так вот, пригласил он меня в палатку. Ты помнишь ведь, палатка у них большая — хоть стол накрывай и гостей созывай. Пригласил меня внутрь, зашел следом с фонарем, и я увидел Кирилла. Он сидел в углу, поджав ноги и обняв себя за колени, с распахнутыми глазами. И дрожал — как будто ему холодно. Я понял, что мальчика здесь все это время держали для участии во второй серии спектакля и что ничего хорошего он от этой второй серии не ждет. Проще говоря, ему страшно. А может, и холодно тоже — ночь все-таки…

Клар, ты уже поняла, что я врал тебе, говоря, что Кирилла на полянке не было. Точнее, что я его там не видел. Врал, каюсь… Не только тебе — всем врал. И на похоронах, и после. Всем, кто спрашивал. Видел я его на полянке. Еще как видел! А зачем врал? А затем, что думал, что это самый простой и надежный способ защитить парня от расспросов. И со стороны следствия, и вообще. Потому что если его там просто-напросто не было, какие к нему могут быть вопросы? Самое что ни на есть «железное алиби». Его действительно, надо полагать, кроме Мишки, никто или почти никто и не видел: до случившегося он сидел безвылазно в палатке, а после, сама понимаешь, ему было не до игрищ с друзьями и не до песен у костра. И гляди: моя маленькая «ложь во спасение» сработала, и Лэрри твой Кирилла не дергал.

Теперь рассказываю дальше (прости, что длинно получается). Все последующее заняло несколько минут (сколько именно — не скажу даже на этом твоем Страшном Суде: я как-то не следил за временем). Олег каменным голосом велел Кириллу встать и спустить штаны. Кирилл встал, но со штанами не торопился, а только бормотал и хлюпал что-то вроде «Папа, зачем?» и «Папа, не надо!». Он весь буквально трясся, а плакал или нет — я не видел, света фонаря на такие детали не хватало. Олег еще более твердокаменно повторил свое требование насчет штанов. Кирилл продолжал трястись, но стоял не двигаясь. Тогда Олег сгреб его руками и стал рвать на нем ремень, приговаривая черт знает что, когда «подстилка», «ублюдок» и «шлюха» были самыми невинными словами. И тут не выдержал я и — оттолкнул его от мальчишки. Что именно я орал в тот момент, когда он упал, сейчас не вспомню. Клар, не вру, а действительно не помню. Ну, ты же фантазерка, додумай мой текст за меня: не ошибешься. В ответ Олег, встав и отдышавшись, объяснил, что, дескать, почему все достается этому маленькому подонку, этому сопливому ничтожеству? И что он, Олег, как бы не совсем посторонний. И что, может, он сам, Олег, то есть, всю жизнь мечтал такое вот попробовать, однако же, дожив пристойно до сорока четырех, себе этого ни разу не позволил, а этот паршивый щенок!… И что именно этого он никогда мне не простит. И что, как минимум, он имеет право посмотреть наш разврат в действии. И снова, как бык на корриде, ринулся сдирать с сына штаны. И снова я отталкивал его. Тут по ноге мне ударило что-то тяжелое, и я на мгновение отпустил Олега. А Олег встал в проеме палатки, на фоне звезд, и сказал, что он хочет, чтобы было как в настоящем театре, то есть, со зрителями и что он сейчас всех созовет сюда, всю компанию от костра, на бесплатное порно-шоу. И чтобы я не думал увиливать. Поскольку если покажу себя красиво в этом шоу, на радость людям, то, может быть, он и не пойдет ни в суд, ни в мою школу. А если нет, то пенять мне только на самого себя. И повернувшись к выходу, сквозь зубы поинтересовался у сына, подмылся ли тот заранее? И сплюнул. И шагнул в проем палатки, сложил руки рупором и крикнул «эй!» в темноту. Тут Кирилл шевельнулся (я все это время смотрел не на него, а на Олега), быстро нагнулся и поднял с моей ноги то тяжелое, что упало на нее только что из безразмерных его «бэгги»-штанов. Я увидел, что Кирилл, закусив губу, целится обеими дрожащими руками в спину Олегу. Целится из того самого, злосчастного моего пистолета (надо полагать, заранее из рюкзака моего стащил: знал ведь, подлец, что я его с собой повсюду таскаю). А Олег продолжал громко взывать в сторону костра, а у Кирилла так тряслись руки, что курок он бы в жизни не нажал. И тогда я легко, как мороженое, забрал у него пистолет и, не целясь, выстрелил. С полутора шагов даже такой стрелок, как я, не может промахнуться. Олег прервал свое очередное «эй!», выпрямился медленно, как был — на фоне звезд — обернулся, удивленно посмотрел на нас с Кириллом, стоявших плечо к плечу…