В общем, начинается уже высокая политика.
– Михаил Петрович! – толкает меня под локоть Аня. – Снова мечтаете?
Мы медленно прогуливались вдоль стены завода, возле которой стоял «Воронеж». Выдался свободный час… Когда еще снова увидимся? Уж точно, раньше чем лед сойдет, в Северодвинск не вернемся. А наша тыловая база остается тут – единственное место в этом времени, специально оборудованное, чтобы обслужить атомарину. В Полярном лишь временная стоянка пока для нас готова. И научники опять же здесь – на Севмаше. Целых две научных конторы организовались, типа НИИ-КБ. Одна – судостроители, вторая – атомщики (эти пока временно), и кто-то из мэтров ученых обычно присутствует. Так что сюда мы точно вернемся, вот только когда?
– Вот кончится война, через год вряд ли, но полтора точно, – отвечаю. – И что будем делать тогда? Какая жизнь настанет?
Аня молчит. Я смотрю на нее. Красивая, ближе к вкусам моего времени, чем к здешним, тут в моде «кукольный» тип лица Серовой или Целиковской. Не могу представить, что всего полгода назад она охотилась на фашистов в белорусских лесах, а до того была разведчицей в лагере врага. Куда там Голливуду? И что в моей истории она погибнет в июне сорок четвертого. Или все же там была другая… Вот не помню я точной биографии «товарища Татьяны». Книжка, что я читал, осталась в том времени, и было это очень давно.
– Другая совсем, гораздо лучше, – говорит она наконец. – Не будет там и через пятьдесят лет того, что у вас. Мы ведь знаем. И товарищ Сталин знает. И все те, кому надо, знают. Значит, сумеем… И там все по-другому повернут.
А ведь не всуе имя упоминает! Искренне верит… в мудрость Вождя. Комсомолочка, идеалистка. Ладно она! Но я, Петрович, Саныч, жизнью уже битые и многое видевшие, или Григорьич, кому по должности положено было втюхивать идею как товар – мы-то отчего нашему Иосифу Виссарионычу верим уж всяко больше, чем любому из «свободно избранных президентов»? Вот только не надо про «природные рабы, ищущие плетки». В морду дам! Конечно, присутствовало ощущение того, что мы люди военные, в которых накрепко вбито: в любом деле старший должен быть, которого надо слушаться, иначе разброд и погибнем все. И только интеллигент, не служивший в армии, может сказать, что ВСЕГДА надо «если тебе дали линованную бумагу – пиши поперек», и «бойся того, кто знает как надо». Про Сталина же, что «принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой»… Это тоже присутствовало, не спорю. Но первым делом все же было… Он действительно пахал, как раб на галерах, побольше, чем тот, сказавший это в двухтысячных. И при этом не желал ничего лично для себя! Это ведь было, что после него не осталось имущества. Лишь шинель на солдатской койке… А напомните мне, какое состояние оказалось у клана Горбачевых! За какие такие заслуги? А сколько денег, заработанных «честным трудом», на заграничных счетах скопила семья Ельцина? А когда тряхнули Лужкова, «князя московского»? Сколько из него посыпалось ценного? А размеры личных состояний наших последующих не знает пока никто – государственная тайна!