— Жив, но с тех пор, как родилась Лёна, уехал и не общался ни с кем из нас. Я, сколько помню детство, очень редко его видел: он наследник банкиров Нольдов, мать матери его выбрала только потому, что тот был самым слабохарактерным из кандидатов, можно крутить и вертеть в любую сторону, под обычной пяткой прогнется, а под каменной тем более. Он, как и большинство, жену не выбирал — день общения под магнитом, и готов жениться хоть завтра, полное ослепление гарантированно. Женщины могут его как «включать» для воздействия, так и «выключать». У сук это работает не так, как у нас.
При таком разговоре я вообще перестала есть, потому что чуть не поперхнулась второй раз.
— Это не оскорбление. Наоборот. Женщина-полузверь, если услышит, к примеру: «ну ты и сука», сочтет за похвалу. Что-то вроде признания близости к исконной Пра-Матери, очень лестно, но бросаться такими словами попусту тоже нельзя… говоря, надо понимать точно, что имеешь ввиду. — Он помолчал и вернулся к теме: — Обычных мужчин в понятиях вольный — невольный нет, запаха нет, пару может составить любой. Вот матери этот «любой» и подошел, все по расчету. Сердцем ни он ее не любил, ни она его.
— Как их зовут?
— Его — Домен, ее — Александра. Тоже расчет — думала, что, если нежеланного мальчика назовет как себя, это поможет смириться с провалом.
— Я помню, ты говорил, что она хотела стать той, кто самым первым ребенком родит дочь. Это очень почетно?
— Да. Именно поэтому она так долго не хотела снова беременеть, боялась неудачи во второй раз, а то и в пятый. Возраст позволял ждать, я у нее появился в девятнадцать лет. Мать вообще, даже для своих, была жесткой и высокомерной, не любила съезжаться на советы, отшельничала, иногда целыми месяцами избегала общения вообще с людьми, не только с большой семьей. На территории поместья построила маленький коттедж и жила там, не подпуская никого, кроме личной служанки. Когда к тридцати на нее стали давить долгом и угрожать исключением за несоблюдение закона, решилась на второго ребенка. Родив девочку, счастливо выдохнула и перестала всех избегать. А отца выгнала куда подальше на другую часть континента. Большего рассказывать нечего.
Нольд потер лоб, смахивая неприятное, и более расслабленно продолжил:
— Тебе не нужно будет производить на всех впечатление. Главный голос за госпожой Один. Это прабабушка Яна, наш матриарх, самая старая из клана, и я убежден, что ты ей понравишься.
— Почему?
Даже улыбку вызвала, и развеяла остатки мрачности на лице. Нольд ответил с охотой:
— Потому что она… нет, не добрая и не мудрая, в старухе безрассудности и свирепости много, хватка у нее, как у настоящей лютой волчицы. Первой родила дочь, но не остановилась, и за следующие пятнадцать лет родила шестерых сыновей, потому что хотела много детей — и что, что мальчики? Только по ее решению за Яном оставили фамилию Один и не дали сдать в обычный детдом подкидышем. А семья буквально выкинула ребенка-урода, как мусор, из семьи. Не сын, а позорная аномалия, какой никогда не случалось. Она же — единственная, кто иногда с Яном общается, приглашая в дом. Редко, но все-таки, и часто ему подчеркивает, что для нее разницы нет в том, кто он обычный или полузверь. Правнук, кровь от крови, и это главное.