Сколько по пути ни смотрела на Нольда, он был спокоен. Вел машину расслабленно, меня саму ни о чем не спрашивал, любопытных взглядов не бросал и посторонними разговорами не тревожил. Мы даже о делах не разговаривали. Ехали больше двух часов и только к закату завернули на дорогу с табличной «частные владения». Красивое место. Лес, луг, мелькнуло два темных водоема и с одного высокого участка дороги открылся вид на мерцающий огнями небольшой городок. Госпожа Нольд жила далеко от столицы, но не от цивилизации.
— Великий Морс… так и должно быть?
— Нет. Но я догадываюсь почему. Мать не собирается пускать тебя на свою территорию.
Прямо у ворот собрались женщины. На вскидку двадцать или больше человек, но мать Нольда я узнала сразу и безошибочно — глыба! И не только тем, что чистокровной фигурой северянки она была высока и массивна, но и всем своим существом излучала каменность.
Нольд остановил машину у обочины, ворота закрыты и въезда нет. Мы вышли.
— Они, — женщина сразу презрительно отметила этим словом, — не переступят границы дома. Ни мой выродок, ни его самозванка.
Меня покоробило — назвать сына «выродком» оскорбить и себя! Но Нольд нацепил холодную маску и почтительно поздоровался со всеми. Я тоже.
Взгляды почти у всех были неласковые, но попадались те, кто смотрел с любопытством и по-хорошему с вызовом. Госпожу Один я тоже признала сразу — самая старшая из всех, высохшая до костей старуха. Возраст не то, что приличный, древний, а держалась прямой и крепкой, как стальной клинок, фигурой. Она сдержанно улыбнулась:
— Мы чтим твое слово, Алекс. Иди сюда.
И поманила меня пальцем, твердо зашагав в сторону от всех. Я послушалась, и мы вдвоем удалились далеко по дороге на расстояние видимости, но не слышимости.
— Стой ровно.
Она склонилась и сделала внезапное — нюхнула в подмышку. Одежды не коснулась, но повела носом так близко, что немного смутила. Потом в ключицу, едва не упершись в грудь подбородком:
— Твой разум не болен, а тело идеально здорово. Не пахнешь ни страхом, ни принуждением, ни подкупом.
Я думала, старуха сейчас поцелует, но острый, сухой, как пластина, нос остановился у губ. Выше меня на полголовы, выпрямилась обратно, посмотрела в глаза и улыбнулась:
— Пахнешь любовью. Каков твой секрет? — Серая радужка сверкнула не голубым, а ярко-синим, удивительно отразив холодный цвет теплом. — Я живу долго, видела много, но, чтобы мужчина привел женщину в клан — никогда. Ты не любишь боль и подчинение, но тебе нравятся его жестокие ласки? Так не бывает.
— Лукавите. Вы лучше меня знаете, что бывает все.