Дородный темноволосый батюшка с густой окладистой бородой спокойно наслаждался послеобеденным сном, когда к нему вломились два измотанных, озлобленных воина и полностью малахольная девица.
- Батюшка, мы по очень важному делу, — холодно обратился к нему Всеслав.
Бросив всего один взгляд в ледяные глаза заговорившего с ним воина, батюшка понял, что если он попробует его выставить, то как бы его мирный послеобеденный сон не перешел в сон вечный. Делать было нечего. Он сел на скамье, зевнул и задумчиво почесал бороду. Любава по укорененной еще в детстве привычке подошла под благословение. Всеслав с явным недоверием в холодных серых глазах изучал очень приземленного русского священника. Рубаха, в которой тот почивал, перед тем, как к нему ворвались нуждающиеся, не скрывала дородности его телес.
- Мою невесту нужно приобщить Святым Тайнам, — вполне грамотно сказал воин, решившись. — Мы пережили тяжелый бой, она потеряла дорогих людей, и с тех пор вот в таком виде.
- Мне бы исповедаться, — тихо проговорила Любава. В ее взгляде промелькнула болезненная тревога. — Я убила воина.
- Да куда тебе, — с досадой вмешался Всеслав. — Это я его убил. И ничуть не жалею. Хотел бы жить — сидел бы дома. Не ходил бы грабить чужие земли.
В Любавиных глазах тревога снова сменилась пустотой и рассеянностью.
- Так-так, — сказал батюшка, окидывая Любаву быстрым взглядом.
- Батюшка, меня крестили перед тем боем, но мой наставник погиб, — нерешительно сказал Сольмир, складывая руки так, как только что сделала Любава, и благоговейно подходя под священническое благословение. — Может быть, вы преподадите мне наставление. И нам бы отслужить заупокойную службу по убитым монахам…
- Да, дела-а-а, — неопределенно сказал священник, нашаривая поршни под лавкой, обуваясь и вставая. — Идите, подождите меня возле храма. Я сейчас подойду.
- Я не пойду в храм в таком виде, — внезапно уперлась Любава. — У меня голова не покрыта.
- Накинь край плаща на голову, — с необычайной для него мягкостью ответил Всеслав, потянувшись к ней, чтобы расстегнуть ей фибулу на плаще.
- Я принесу платок, — вмешался батюшка. — Идите.
В храм вместе со священником вошли Сольмир и Любава. Всеслав остался ждать снаружи. Над кровлей сонно ворковали голуби, вдали куковала кукушка, где-то кукарекали петухи. Над цветами клевера сонно жужжал шмель. Всеслав ждал, не особенно на что-то надеясь, но все же ждал чего-то, толком сам не зная чего.
Потом двери храма медленно раскрылись, первым наружу вышел батюшка и сделал шаг в сторону. Следом за ним вышла Любава с покрытой платком из небеленого льна, головой. И Всеслав, не помня себя, медленно поднялся с пенька, на котором сидел. Да, Любава была в слезах, но взгляд у нее был вполне осмысленный. Она молча смотрела на него.