Слезы защипали глаза. Она не просто не хотела ехать домой – Фи не могла этого сделать. Она прижала руку к бесценному письму, вспоминая, как мама стояла в саду с букетиком наперстянки в одетой в перчатку руке и учила Фи разбираться в ядах. Вспомнила, с каким восторгом отец рассказывал о новом магическом языке, потом урок лингвистики плавно перетек в урок истории и фольклора, а после в практическое занятие. Фи с отцом пришлось продираться сквозь заросли малины к старому колодцу; молва гласила, что его воды дарили благополучие. Зимние вечера семья проводила, свернувшись калачиком в уютных креслах в библиотеке и уткнувшись в книги, иногда обмениваясь взглядами поверх страниц.
Теперь с этим покончено. Вот что означает заклятие Бабочки – у Фи больше нет дома и никогда не будет. Она сложила конверт, подошла к трюмо и сунула письмо в верхний ящик, чтобы больше его не видеть. Затем посмотрела на свое отражение: девушка с мрачным взглядом, в просторной ночной рубашке и перчатке без пальцев, которую носила не снимая. Даже на ночь.
Про Фи никогда не говорили, что она прекрасна. Зато все время называли умницей, используя это слово и как комплимент, и как оскорбление, только сама она про себя больше так не думала, особенно после того, как позволила взять над собой верх.
Они стояли в самом центре старого особняка – Фи и ее напарник, – первые люди за многие десятилетия, если не века, ступившие туда. Ботинки оставляли одинаковые следы на наслоениях песка и пыли. Их озаряло цветное сияние свисавших с потолка прекрасных фонарей с разрисованными стеклами. Свет пламени струился сквозь витражи, и на кожу ее напарника ложились отпечатки сверкающих бабочек. Они нашли потайной кабинет Повелителя бабочек, также известного как Скиталец, могущественного чародея, силой проклятия обреченного бродить по земле до скончания дней.
– Филоре, лови!
Она инстинктивно повернулась, неловко отведя фонарь в правой руке и протянув левую, пальцы схватили ручку декоративного ножа для разрезания писем, а потом что-то опалило ее ладонь – и Фи закричала. Кожу жгло и жгло, даже когда она уронила нож и тот с грохотом упал в пыль.
– Жаль, что так вышло.
Фи сумела лишь снова закричать, упав на колени и сильно, до боли в костях, сжимая запястье. Она уже не слышала своего напарника, зачарованно глядя на метку, выжженную на ладони: метку Бабочки Скитальца.
Фи уставилась на перчатку. Несмотря ни на что, она чувствовала метку, даже если б перчатка была стальной, Фи все равно видела бы изгибы крыльев бабочки, впечатанные в ее кожу, будто клеймо. Проклятие обрекло ее навлекать несчастье на любой дом, где она останавливалась дольше, чем на три дня.