От звука шумной птичьей трапезы у Фи скрутило живот. Она тут же вспомнила о Пряхе, у которой на службе были вороны-шпионы. Воздух вдруг словно похолодел, и по коже Фи побежали мурашки.
Две птицы сцепились из-за какого-то лакомого кусочка, бешено хлопая крыльями. Сквозь мешанину перьев Фи разглядела существо на камне. Это тоже была ворона, только очень большая, с блестящим клювом и распластанным, словно влажная тряпка, крылом. Тело было обглодано дочиста и смахивало на скелет. Мертвые глаза, затянутые молочной пленкой, словно уставились прямо на Фи. А потом они моргнули.
Филоре ахнула и отшатнулась. Каблук ботинка зацепился за камешек, тот покатился вниз и вспугнул ворон. Они вдруг все разом взмыли вверх, поднявшись громадной черной волной. Темные крылья колотили по воздуху, яростные крики слились в оглушительную какофонию. Лошадь шарахнулась в сторону, широко распахнув испуганные глаза, и Фи схватила поводья, чтобы ее удержать.
– Тише, тише…
Она развернулась как раз вовремя и увидела, что вороная лошадь встала на дыбы, запрокинула голову. Тяжелое плечо угодило Шейн прямо в грудь. У Фи от ужаса перехватило горло, когда напарница отпрянула к краю скалы. Та запнулась каблуком о выступ, неуверенно покачнулась, напряглась всем телом и рванулась вперед, упав на колени в ручеек.
– Шейн! – крикнула Фи, подскочила к ней, схватила за руку и потащила подальше от края. – Ты цела?
– У, вороньё проклятое! – Северянке было недосуг отвечать, она трясла кулаком вслед исчезающей в небе стае. Потом бросила на Фи хмурый взгляд: – Говорю же, зря мы дорогу срезали.
На сей раз, когда напарница отдала бедным испуганным лошадкам последние яблоки, Филоре не возражала.
От недавней промашки сердце все еще колотилось. Сглотнув подкатившую желчь, Фи перегнулась через край взглянуть на мертвую птицу, но та уже исчезла. Сердце дрогнуло, и Фи прижала руку к груди. Дохлятина же не могла улететь с остальной стаей? Или те мертвые глаза и правда моргнули?
Хотелось думать, что все это игра воображения, но Фи-то знала. В совпадения она не верила. Из глубин мертвых глаз на нее смотрел еще кто-то: ведьма, снедаемая ненавистью к Андару и принцу Шиповнику, а теперь и к Фи. Похожее ощущение возникает, когда идешь глухой ночью по темному переулку, кожа вдруг покрывается мурашками и ты понимаешь, что уже не одна.
Филоре вздрогнула. Сказки о Пряхе ее никогда не пугали, однако слушать историю о темной магии и очутиться в ней – большая разница. Они поехали дальше, но Фи все казалось: нежить по-прежнему смотрит ей вслед.