– И не появляться, когда не нужен, не правда ли? – (Я несколько усомнилась, что могу согласиться с подобной характеристикой.) – И к тому же он весьма сноровист. Он мебелью моей занимается.
– Да, я знаю.
– Он хороший специалист. У мальчика чудесные руки. – Старик отставил рюмку, и я опять подверглась атаке пристального взгляда его синих глаз. – Твоя мать умерла?
– Да.
– Я получил письмо от этого парня… Педерсена.
– Да.
– Ты с ним знакома?
Я рассказала ему о своем прилете на Ибицу и о вечере, проведенном с Отто и мамой.
– Так он приличный парень? Хорошо к ней относился?
– Да. Он проявлял к ней необыкновенную доброту. Он обожал ее.
– Рад, что хоть под конец она нашла себе кого-то поприличнее. По большей части ее тянуло к пройдохам.
Я улыбнулась, услышав это не часто употребляемое теперь слово. Мне вспомнился фермер, разводивший овец, а потом американец в рубашках от «Братьев Брукс». Интересно, как понравилось бы им зваться пройдохами. Возможно, они бы даже не поняли, что это такое.
– По-моему, она была склонна чересчур увлекаться, – сказала я.
В глазах его мелькнули насмешливые искорки.
– Мне кажется, ты научилась быть к ней снисходительной.
– Да. Научилась. И давно.
– Ее было трудно выносить. Но в детстве она была само очарование. Я часто писал ее портреты. Один-два портрета Лайзы в детском возрасте сохранились в доме и сейчас. Надо будет сказать Петтиферу, чтобы он разыскал их, показать их тебе. А потом она выросла, и все переменилось. Роджер, мой сын, был убит на войне, и Лайза стала не ладить с матерью, вечно срывалась с места и уезжала куда-то в своем автомобильчике, возвращаясь за полночь… Кончилось тем, что она влюбилась в этого актеришку, и тут все и произошло.
– Но она его действительно любила.
– Любила… – В голосе его было пренебрежение. – Какое напыщенное слово! Словно в жизни нет иных ценностей, кроме любви!
– Есть, конечно. Только надо суметь отыскать их самостоятельно.
Слова мои, кажется, его позабавили.
– Ну и ты сумела?
– Нет.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать один.
– Ты достаточно зрелая для своих лет. И мне нравятся твои волосы. Ты не похожа на Лайзу. Но и на своего отца ты не похожа. Ты похожа на саму себя.
Он потянулся к своей рюмке, осторожно поднес ее ко рту, отпил глоток и поставил на столик возле кресла. Только в этой осторожной выверенности движений сказывались его возраст и недуги.
– Ей надо было вернуться в Боскарву. Что бы там ни было, мы бы с радостью приняли ее. Кстати, а почему ты не приезжала?
– Я ничего не знала о Боскарве. И о вас не знала до того вечера накануне ее смерти.