Сын подрастал, и всё время держать его на руках я не могла. Сколько раз бывало, когда я занималась приготовлением пищи, Артём забирался на подоконник кухни и стоял, опершись на стекло. И каждый раз с замиранием сердца я аккуратно подходила к мальчику сзади и тихо снимала его с подоконника, объясняя, что так делать нельзя. Но это не помогало. Стоило мне отвернуться, как он тут же снова забирался на подоконник.
И однажды я не выдержала. Когда после очередного объяснения сыну того, что стоять на подоконнике опасно, Артём снова туда залез, я поняла, что всё бесполезно. Если сын такой же глупый, как и его отец, и не хочет понимать того, что некоторые вещи делать нельзя ни под каким предлогом, потому что иначе за это придётся поплатиться своей жизнью, то пусть лучше это случится сейчас, чем потом. Потому что я всё равно не смогу всегда быть рядом с ним. И если в ребёнке отсутствует инстинкт самосохранения, то как бы я не пыталась его уберечь от несчастья, оно всё равно произойдёт. Не сейчас, так потом. Так зачем же тянуть время? Если в этом мальчике отцовская наследственность сильнее, чем моя, то, возможно, мне и не стоит так трястись над ребёнком. Пусть будет, что будет.
Я закрыла все окна, убрала подальше все ножи и острые приборы, взяла мусорное ведро и, оставив ребёнка одного в квартире, вышла из неё и отправилась к мусорным бакам, которые были установлены с другой стороны нашего дома.
Я нарочно шла медленно, чтобы позволить сыну осознать, что он остался один дома и может делать всё, что захочет. И если он такой же, как его отец, то он непременно воспользуется случаем, чтобы провернуть что-то запретное.
А тем временем я морально готовила себя к тому, что может произойти. Но когда я вернулась домой, оказалось, что сын послушно сидел на полу и играл машинками, не проявляя никаких признаков беспокойства. И тогда я глубоко вздохнула и подумала, что, возможно, не всё так безнадёжно. Возможно, мой генофонд всё-таки преобладает в этом мальчике. И со временем он проявится. А сейчас мне нужно собраться с духом и продолжать свою упорную борьбу за выживание.
Кстати, после этого случая Артём, действительно, перестал забираться на подоконник. И если он хотел посмотреть в окно, то мы делали это вместе.
Я много шила, и со временем у меня скопился изрядный запас тканей. Но хранить их было негде, потому что у меня не было даже своей полки в шкафу. Вчетвером мы жили в одной комнате, и несмотря на наличие стенки, места для вещей не хватало. Поэтому я хранила своё бельё на одной полке с постельным. А ткань была разложена у меня по пакетам и в хаотичном порядке лежала на дне гардероба.