— Ракетами с орнитоптеров, — говорит Лэнга странным тоном, несколько даже удовлетворённым, будто зрелище доказало кому-то его правоту. — С тех самых орнитоптеров, которые не могут нести ракеты. Всё правильно.
— Ракетами с орнитоптеров, — тихо соглашается Иар, который подошёл к Лэнге. — «Гладиолусы» с истребителей тут бы всё в прах разнесли. А почему орнитоптеры не могут? Нас всех учили.
— Потому что так говорил военный атташе людей, — говорит Лэнга.
Они переглядываются, будто обмениваются какой-то секретной информацией, которую нельзя разглашать, когда рядом гражданские.
— Братья, сёстры! — кричит от модуля Гэмли, эта милая юная женщина, которую люди привезли с собой. — Очнулся ваш раненый!
А мы ждали, но почти отчаялись. Травма черепа — травма коварная; я почти не разбираюсь в медицине, но даже я знаю: раненный в голову может не очнуться никогда, особенно если он почти не получил медицинской помощи. Хао — не нейрохирург. Она сделала, что смогла — но ведь этого же мало…
Я бегу к людям, которые вынесли из модуля носилки и поставили их на гранитную плиту. Дгахоу смотрит в небо широко раскрытыми глазами, с болью, с тоской, с надеждой:
— Маленькая Тари… ветер, ветер. Неужели — ветер Шеда?
Лэнга присел на корточки рядом с носилками, касается белоснежной гривы парня, который положил оружие и отвернулся, когда начался тот ужасный бой между своими:
— Нет, братишка. Но мы — рядом с Океаном.
* * *
Синтезаторы по-прежнему не работают, но после посадки люди смогли открыть аварийный запас еды. Мы торопливо едим земные консервы, которые, как мне сказала Гэмли, рассчитывались на работавших на Земле учёных и дипломатов. Я никак не могу понять, вкусно ли это: я долго была голодна, казалось, что могу грызть старую китовую кожу — но еда землян оказалась такой непривычной, что этого даже голод не перебивал. У мяса странной чужой рыбы — заметный привкус, металлический, что ли… водоросли кажутся совершенно пресными. По лицам наших я понимаю: все относятся к этой пище настороженно… Впрочем, искусственный паёк на «Форпосте» был не намного сноснее.
С другой стороны, то, что едят люди, вообще не поддаётся описанию. Люди отсели в сторонку, чтобы мы не чувствовали запаха — и хорошо сделали. С нами остались только несколько человек — у которых были консервы вроде наших.
— А мне можно попробовать твою еду, Иар? — интересуется Аэти.
Иар ест рыбу — и протягивает ломтик своей новой подруге, но его останавливает Алесь:
— Не вздумай. Аэти, пищу людей есть нельзя — кроме той, которую мы готовили специально для вас. Для себя мы добавляем в неё кусочки земных растений, они для вас ядовиты. Хорошо, если только зоб у тебя воспалится — а если умрёшь?