— Пойдёмте, люди, — пригласил Антэ, и Хао тоже пошла с ним.
Я посмотрел на него — и подумал, что именно он, быть может, не самая главная на Шеде мразь. Как-то у меня не укладывалось в голове, что человек… ну, ксеноморф, который, спасая детей, убивал собственных командиров, мог изнасиловать маленькую девочку. Пожалуй, персонал станции сравнительно не так уж и виноват. Ведь кроме этой Аэти тут же четыреста беременных бедолаг, это — просто в порядке вещей у них на Шеде. Обычное дикое, глухое Средневековье! А кое-кто из наших ещё сомневался, что шедми — маньяки всей расой.
Маньяки. Зверюги. За редким исключением, вроде этих, со станции. Ну, зато эти — предатели, своего командира убили. Командир был — обычный. Убийца — и детоубийца в том числе.
Мы просто пошли в их жилые отсеки.
Воздух тут был холодный и спёртый; пахло чем-то медицинским и шельмами. Помещения смотрелись так, будто в них шёл настоящий бой: в одном месте пластиковая переборка разлетелась на части, как разбитое блюдце, и куски так и валялись, их только отодвинули с прохода, в другом — в бронестекле, отгораживающем какую-то узкую кабинку, я увидал целую россыпь круглых вмятин, будто в него стреляли, но не сумели пробить насквозь. Около шлюза, ведущего в анабиозные камеры, на полу было большое пятно засохшей голубой краски, брызги той же краски остались и на стене, будто кто-то разбил тут банку. Антэ обошёл пятно вокруг, и Хао тоже обошла, не хотела наступать — и я обошёл, хотя, по-моему, краска уже не испачкала бы обувь.
Интересно, что они тут собирались красить на поле боя и где разбитая банка? Осколки убрали, а пятна оставили? Бросили наводить лоск на станцию — и принялись убивать друг друга из-за этих детей?
Впечатляет. Интересно, на Шеде это считается нарушением присяги? Наверное, да. Наверное, в другом случае все здешние жалостливые пошли бы под трибунал — иначе с чего двое наложили на себя руки?
Или это была просто трусость? Ведь взорвать станцию — это и самим навернуться, вместе с детьми.
Хотя вообще-то шельмы не трусы. Ну, в массе. Маньяки — это да, но вот трусы — это у них редко. У них забрало падает в бою.
Криокамера оказалась огромной, впятеро больше ангара. Её, наверное, рассчитывали на целую армию, так что дети — это повезло нам. Могли бы оказаться и взрослые спецы — мало хорошего.
Здесь было гораздо холоднее, чем в жилых отсеках; тела спящих лежали в капсулах, собранных в стеллажи, и между этими стеллажами путался взгляд. Антэ повёл нас вперёд.
Мы прошли вдоль стены, которая, как в камере хранения, была вся в небольших дверцах.