Я согласилась много писать и выказала острое желание развеяться. Мне сыскали две подходящие верхние юбки, которые уже неохотно носили даже служанки, и две черных мужских рубашки, которые были дядюшке малы с времен царя Гороха, но тетушка их берегла, ожидая, пока до них дорастет сын. Белый платок, не слишком изношенные ботинки, и в принципе я вполне могла сойти за монахиню в путевом хабитате. Если не приглядываться.
Первая поездка была прекрасна, как заря. Ломалось и рвалось всё. Мы с трудом добрались до намеченного поселения, пробыли там три дня без всякой ученой пользы, чиня упряжь, колеса повозки, каблуки, застежки всего, дно сумки с чистыми амбарными книгами, ножны ассистента Зебадии и желудочный тракт рыжего веснушчатого ассистента Сэмюэля, который чего-то не того в Сан Луисе наелся. Миддлтон сломал чубук трубки и меланхолично прикручивал новый. Сеньора чуть не плакала от огорчения, а Миддлтон вполголоса втирал ей, что именно ради всех этих неизбежных подлостей он и предпринял сначала очень короткий, практически тренировочный выезд.
Я всего лишь порвала подол юбки о стремя и сидела ее штопала прямо на себе, но про себя поставила Миддлтону плюсик. Уже неплохо и то, что в конце девятнадцотого века кто-то предпринимает этнографическую экспедицию — я чот о таком и не слышала. Хотя ну что я вообще слышала об истории Аргентины? Война с Британией за Фолклендские острова, и кажется что тут беглые фашисты будут прятаться. Интересно и то, что Миддлтон со своим табором не поехал в более живописные тропические регионы или сразу в Анды, а примеряется к полупустыне в умеренном поясе. Любопытно, по какому принципу он выбирает регион исследований? Не буду спрашивать, незачем светиться лишней информацией перед человеком, который ее сбором занимается профессионально.
Четвертый день Миддлтон и брюнет Зебадия рыскали по округе, стонущий Самюэль сидел с нами возле местной школы, к учителю которой у Миддлтона была записка от дяди Юсебио. В поселении находились почти исключительно женщины и дети, мужчины пасли скот где-то вдалеке. Работы для меня не было, так что я помогала Эстефании, тетушкиной прачке, которую прикомандировали нас сопровождать, готовить еду. Ну, как помогала, в руки она мне ничего не давала брать, так что я просто с ней разговаривала в меру ее желания разговор поддерживать. Этнография же, чо. Надо тренироваться. Камилла, то есть сеньора Миддлтон, прилежно изучала какие-то школьные ведомости, сидя на задней парте. Учитель вел уроки. Дети верещали.
На второй день Миддлтон привел мне какую-то бабушку, которую надо было расспросить про историю конкретно этого поселения. Истории оказалось примерно на двадцать лет вглубь, человек по фамилии Диас пришел сюда с двумя сыновьями, скотом и домочадцами, потом пришел брат Диаса, тоже Диас, со скотом и домочадцами, и еще пришли разные люди из ниоткуда, а сама бабушка тоже Диас, но не из-за первых Диасов, а потому. что ее муж был тоже Диас, и вот он помер, а ее сыновья решили перебраться сюда, когда посадили старшего брата в тюрьму неважно за что, но так или иначе, жить-то там дальше было не с руки, вот они и перебрались, а сам старший сын сюда переезжать не стал, а говорят, после тюрьмы спился прямо не отходя от места заключения, а так у бабушки куча внуков, тоже Диасов и чего сеньора еще узнать изволит? Есть ли тут кто-то, кроме Диасов? Ну, вон, в тех вон домиках Гомесы живут, чтобы у них коровы передохли все и чтобы у них носы поотваливались у всех, у среднего Гомеса жена метиска, позор-то какой. Чем плохи Гомесы? А их мальчишки огород вот давеча потоптали, а еще один Диас гулял с ихней девчонкой, а жениться не стал, так они его побили, не, не до смерти ну так, хромает ходит.