Доктор Исайя Гершвин был еще не старый, но сгорбленный мужчина с длинными руками и внимательным взглядом. На мое «шалом сеньор доктор» он быстро привык не шевелить бровями, а мирно отвечать — здравствуйте сеньора, Пенелопа говорила, что он чудо, а он, в свою очередь, отмахивался и бурчал, что у Пенелопы ее малютку мог бы принять и ребенок. Доктор захаживал ко мне сначала изредка, потом чаще, и в присутствии Пепы внимательно изучал будущую траекторию маленького Аррэтхе. В первый раз, когда он предупредил о необходимости осмотра, я только плечами пожала, но сообразила, что надо бы предупредить его не пугаться.
— Видите ли, доктор, там вы… Я полагаю, увидите причину, по которой я не стремлюсь снова замуж.
Он удивился, но, заглянув мне под простыню, кхекнул, обменялся взглядами с Пепой и признался.
— Да, причина, пожалуй… Пожалуй очевидна. Но как вы ухитрились забеременеть, в таком разе?
— Повезло, — пожала я плечами.
— Здоровый подход. Но рожать с таким количеством рубцов будет непросто. Сразу предупреждаю, не исключаю, что растяжимость тканей нарушена, и вас придется иссекать.
— Мне вас рекомендовали как человека, способного своевременно принять нужное решение, — ответила я, — доктор, вы еще будете смотреть или щупать? Если да, давайте займемся делом, что меня без толку проветривать?
— И смотреть, и щупать. Ээ, сеньора, вы не будете возражать, если я как-нибудь, ближе к вашему сроку, приду с коллегой? Вы очень непростой случай, не хотелось бы ошибиться.
— Это прямо актуально?
— К сожалению, да, — сказал доктор Исайя Гершвин, — нам всем придется очень внимательно следить и очень хорошо поработать, чтобы ваш малыш родился благополучно.
Хороший доктор. Он не ошибся.
Дыхание перехватило, когда он ударил меня раскрытой рукой по уху. Голова мотнулась по подушке.
— Хватит уже скулить, сучка, лежи молча.
Он отвернулся, с четверенек опустился на колени, дернул меня за колено, засунул в меня твердую прямую ладонь и пошурудил внутри.
— Сухая, как вчерашняя бутылка, — с омерзением сказал он.
Как больно.
Как больно.
Альварес вытащил руку, сжал в кулак и с размаху стукнул по животу.
— Чертова дура.
Он вздохнул, приподнялся, сел мне на грудь, оперся локтями о колени и начал прикуривать неизвестно откуда взявшуюся папироску. Мелькнул красный огонек.
— Не ерзай, мешаешь, — прошипел он, хотя я вроде бы и не шевелилась. Даже и не пыталась. Куда там.
Было очень темно. Мой муж курил и ждал. Я тоже ждала. Когда-нибудь же мне уже перестанет хотеться вдохнуть и это все кончится. Скорей бы уж.