Конечно, это не был доисторический ящер! Конечно, это была всего лишь Лисапета. Как всегда напуганная и встревоженная Лисапета.
– Что случилось?! – Выдохнула она, вытирая влажное и раскрасневшееся лицо уголком повязанной на голове косынки. – Что опять случилось?
Страх и ожидание беды, что веяли от нее, были ощутимы почти физически, они были такими же душными, как и сама атмосфера оранжереи.
– Ничего не случилось, Елизавета Петровна! – Мирослава сделала еще один шаг к выходу.
– Слава богу! – Лисапета сдернула косынку, помахала ею перед лицом. – У меня чуть инфаркт не случился.
– А у меня непременно случится, если мы не выйдем на свежий воздух прямо сейчас. Невыносимая духота! Просто невыносимая!
– Оптимальная, – поправила ее Лисапета. – Вот теперь все, как нужно!
Ее лицо раскраснелось, лоб снова покрылся каплями влаги, а дыхание было шумным и частым. Не с Лисапетиной тучностью работать в таких вредных условиях, но кто же станет лишать ее единственной радости в жизни? Мирослава не решится. Да и долго ли ей еще позволят хоть что-то здесь решать?
– Жду вас снаружи! – Мирослава вышла из оранжереи, подставила разгоряченное лицо свежему ветру, вытерла лоб рукавом худи.
Лисапета вышла следом, порылась в карманах старых джинсов, вытащила ключ и заперла оранжерею на замок. А Мирослава с какой-то горечью подумала, что теперь можно и не запирать. Наверное, Лисапета подумала о том же, потому что виновато улыбнулась.
– Никак не привыкну, что детей больше нет. – Все из того же кармана она достала пачку сигарет и зажигалку. – Я закурю, не возражаешь?
– Не знала, что вы курите, – удивилась Мирослава.
– При детях не курю, но теперь некому подавать дурной пример. – Она щелкнула зажигалкой. – Школу, наверное, теперь закроют, – сказала, выпуская струйку дыма. – Школу закроют, а нас рассчитают. Ведь так, Мира?
– Не знаю. – Мирослава пожала плечами.
– Не обманывай себя. – Лисапета усмехнулась. – После всего, что здесь произошло, какой родитель захочет связываться с нашей школой?
Она так и сказала «нашей», словно и в самом деле считала Горисветово частью своей жизни. А может и считала? Что Мирослава вообще знала о ее жизни?
– Всеволод Мстиславович что-нибудь придумает. Если не школа, то какой-нибудь пансионат.
– И кем я буду в этом пансионате? – Лисапета смотрела на нее, прищурившись, то ли из-за дыма, то ли из-за плохого зрения. – Старшей воспитательницей? – Она грустно улыбнулась, а потом махнула рукой с зажатой в ней сигаретой. – А впрочем, не важно! Давно нужно было покончить со всем этим!
– С чем? – спросила Мирослава.