Он делает еще один глубокий вдох, его глаза мерцают, бесстыдно сканируя ее тело. Сверху вниз, потом снова вверх. Селлина меняет позу, внезапно осознавая его грубую мужскую энергию и чувствуя привычный огонь в животе и между ног.
– Ты выглядишь очень хорошо, – произносит он, его голос низкий.
– Спасибо… – Она прочищает горло, сосредотачиваясь. – Что с тобой? Ты был в порядке пару недель назад, когда мы были в Японии, а теперь ты ведешь себя… Это стеснение? Чего ты добиваешься?
– Раньше между нами был барьер, – отвечает он, глядя в сторону. – Но ты продолжаешь опускать его. Теперь все по-другому.
– Разве это не хорошо?
– Для некоторых вампиров… в большинстве случаев. Возможно.
Джованни поворачивается в сторону и вытягивает шею, ища взглядом Маттео. Как будто ему неудобно стоять рядом с ней.
Селлина оглядывается.
– Что это значит?
– Это значит то, что я сказал.
– Почему ты так себя ведешь?
– Я никак себя не веду.
– Отлично, значит, ты собираешься просто повторять и опровергать все, что я говорю…
– Потому что я хочу тебя, Селлина. Но я не могу этого получить.
Наступает молчание. Он смотрит на нее своими напряженными глазами.
– И это не шутка, – продолжает он. – Это не смешно и не мило. Я принимаю свою ужасную жизнь в тюрьме, но, когда ты обжимаешься со мной и прижимаешься ко мне, это подрывает мою решимость. Это морочит мне голову.
Селлина смотрит на него, видя боль и разочарование на его лице.
– Может быть… – Она моргает, раздумывая. – Твоя решимость нуждается в том, чтобы над ней поиздевались? Может, тебе стоит перестать быть главным мучеником в своей семье?
Джованни отступает, выражение его лица меняется на нечто среднее между замешательством и оскорблением.
Маттео возвращается с напитками, стоящими на небольшом серебряном подносе. Джованни берет свой бокал, кивает в знак благодарности и быстро покидает их, словно торопясь убежать.
Маттео смотрит ему вслед с открытым ртом.
– Эм… что? – Он поворачивается и смотрит на Селлину. – Куда он пошел? Я еще даже не предложил сделать ему что-нибудь неприличное! Ты оскорбила нашего короля?
– Нет, – вздыхает Селлина, поднося бокал к губам. – Я сказала ему правду.
Нино никогда раньше не видел такого выражения лица у своего супруга: чистая ярость, оттененная убежденностью. Нежность и ранимость, к которым он привык, почти исчезают, когда они шагают по коридору к открытому саду в центре поместья.
Нино проводит дрожащими руками по волосам.
– Какого черта он вернулся?
– Потому что такие презренные существа, как он, всегда возвращаются. Как только они получают что-то одно, то сразу неизбежно хотят большего.