Она смотрела, как отец Тимофей возится с чайником, лезет в холодильник, с аппетитом ест сметану, и понимала, что перед ней – абсолютно здоровый человек.
– Что подглядываешь? – Отец Тимофей с аппетитом облизывал ложку. – Человек умирает, когда все задачи свои исполнил. Господь посылает человека на землю с заданием. Видит, что выполнено или что уже никогда выполнено быть не сможет – забирает. А мне, получается, еще не срок.
Поверить в чудесное исцеление было совершенно невозможно, и Ариадна спросила робко:
– Может, вам анализы сдать снова? У вас были очень плохие анализы.
Отец Тимофей вздохнул:
– Неужто ты и вправду не понимаешь: кто лучше самого человека о своем состоянии судить может? Каждый из нас знает, когда болен, а когда нет… Анализы, доктора… Суета это все. Суета.
Не в силах выдержать происходящего, она рухнула на табурет. Полчаса назад человек умирал, и она уже подумывала, что все-таки придется сдать кольцо в ломбард, чтобы организовать похороны.
И вдруг этот же самый человек ест сметану из банки и хитро на нее смотрит.
– Жить здесь оставайся, – сказал отец Тимофей. – Занимай одну из комнат и живи. А то, что получается? Как мне худо – ты в доме, а как не худо – опять в вагончик? Не годится… – Он вздохнул и посмотрел на Ариадну своим ударяющим прямо в глубину сердца взглядом. – Тем более днями еще один священник приедет. Молодой. – Он снова посмотрел на Ариадну так, что ей захотелось вжаться в стену, и повторил: – Молодой.
– Вы сказать про что-то хотите? – не поняла Ариадна.
Отец Тимофей ничего не ответил, банку стеклянную из-под сметаны вымыл, в мойку поставил и пошел спать.
А через несколько дней приехал в Забавино отец Константин.
Господь долго не приходил в жизнь будущего монаха отца Константина. Не то чтобы Костя в Бога не верил, а просто надобности не отыскивал. Вот надобность в советской власти казалась очевидной, а в Боге не было ее вовсе.
Костя родился в семье, которую по советским неписаным законам стеснительно называли «семья служащих», хотя родители его и являлись самыми настоящими интеллигентами. Однако советская власть слово это недолюбливала за его аморфность и неясность. Впрочем, и самих интеллигентов она не любила ровно за то же самое.
Служащий – понятно: это тот, кто служит. Кому скажут, тому и рад служить. А интеллигент– кто таков? Тот, у кого интеллект есть, что ли? У политиков, получается, его нет? Или у рабочих советских, прекрасных и сознательных, разве нет интеллекта? В общем, сомнительное слово, непонятное и подозрительное.