Он достал заветную икону, помолился, попросил о помощи.
Потом походил по комнате, репетируя собственную речь… И совсем уж было собрался пойти к отцу, но тут раздался стук в дверь, и отец сам возник на пороге.
Он был краснощек и упруг, как помидор, улыбка растекалась по лицу, не находя границ. Едва открыв дверь, отец начал хохотать так радостно и восторженно, что Костя даже испугался.
Сразу, с порога, продолжая хохотать, он сообщил новость, которая была по-киношному невероятна и неожиданна: на своем бизнесе отец заработал денег и решил сделать сыну царский подарок – оплатить операцию, в результате которой у сына исправится зрение.
– И не надо будет носить очки? – почти прошептал Костя.
– Ты повесишь их над дверью, как память о прошлой, очкастой жизни, – снова расхохотался отец.
«Он же любит меня, – подумал Костя впервые в жизни. – О Господи! Этот нелепый смешной человек, оказывается, думает обо мне. И мои проблемы ему болят…»
Костя обнял отца, чувствуя, что вот-вот расплачется. Вернулся в свою комнату, не понимая, куда деть свой восторг. Жизнь не приучила его к бурной радости и оказалось: справиться с ней так же нелегко, как и с туманной печалью.
Он сел к столу, снял очки и посмотрел на них с удивлением.
«Может быть, из-за того, что я стану священником, папа тоже придет к Богу? – подумал Костя. – Отец Петр считает, что думающий человек непременно, ради или поздно, приходит к Богу, не важно даже какими путями. Вдруг отец всерьез заинтересуется тем, чем занимается его сын, и таким путем придет к Вере? Может, напрасно я боюсь говорить ему о своей узкой и светлой дороге? Конечно, поначалу он рассвирепеет, но, когда успокоится, может быть, встанет на мою дорогу и мы пойдем по ней вместе?»
Эта мысль обрадовала Костю, пожалуй, не меньше, чем перспектива «безочковой» жизни.
И все-таки говорить про свое решение стать священником решил после операции, а то вдруг отец разозлится и денег не даст?
А уже перед самой операцией вдруг пришла Маша.
Костя возвращался домой, и у подъезда на скамеечке увидел девушку.
«Как похожа на Машку», – подумал он, чувствуя, как в горле разрастается мешающий дышать комок.
А девушка сказала:
– Привет. Не узнаешь?
– Привет! – выдохнул Костя, стараясь не верить до конца в реальность происходящего.
Маша потянула его за руку, и Костя рухнул на скамейку.
– Злишься на меня? – спросила Маша.
– Нет, – буркнул Костя.
– Почему?
– Мне все равно.
– Врешь.
– Нет. – Костя подумал и еще раз произнес твердо: – Нет.
Маша отвернулась от него и так, отвернувшись, начала говорить.
Говорила тихо, спокойно и безостановочно. Про то, что иностранец оказался подлецом и она еле-еле смогла улизнуть от него; что сбежала она довольно давно, но все не решалась прийти, все думала и думала; и вот она все думала и думала и надумала, что никого и никогда не любила так, как Костю; и что никогда у нее не будет такого любящего и любимого мужчины; что она казнит себя за вранье ему; что не решалась прийти, потому что это вроде как унизительно: девушка сама лезет к парню; но потом она опять думала и думала, и поняла, что там, где есть любовь, там нет и не может быть унижения; что, разумеется, она совершила грех, но что Костя вроде как верующий человек, а верующий должен уметь грехи прощать; и что вообще его никто и никогда не будет любить, как она, а отталкивать от себя любовь – это и есть самый настоящий грех, потому что Бог есть Любовь…