Одевалась долго, словно на свидание собиралась: отыскала самую скромную, длинную юбку, глухую водолазку, которую не надевала много лет.
Мечтала о том, чтобы исповедовал ее отец Тимофей. Хотела попросить об этом Бога, но постеснялась докучать ему такой мелочью – и так все последнее время с просьбами к Нему обращалась.
Исповедь принимал отец Константин. Ольга постаралась не позволить себе расстраиваться по этому поводу. Убеждала себя: «В конце концов, я Богу исповедаюсь. Какая разница через кого?»
К аналою стояла небольшая очередь. Ольга не смотрела на тех, кто исповедуется перед ней, – ей казалось это неприличным, словно подглядывать в замочную скважину.
Подошла. Отец Константин смотрел строго. Она не поняла – узнал ли он ее. Да это и не важно.
– Первый раз на исповеди?
– Первый раз, – ответила Ольга и почувствовала, как по всему ее телу распространяется не страх– ужас. Ужас совершенно безотчетный, беспричинный, возникший от голоса и взгляда отца Константина. Ольга не то чтобы предчувствовала что-то страшное, но была совершенно убеждена, что ужасное наступит непременно и быстро.
– Замужем ли? – спросил отец Константин, продолжая смотреть строго.
– Нет.
– Была ли?
– Нет.
– Девственница, значит?
Ольга сначала даже не поняла вопроса, а как осознала, о чем спрашивают – захотела закричать на весь Храм: «А ваше какое дело? Разве об этом можно спрашивать?»
Отец Константин смотрел угрюмо, ожидая ответа.
– Нет, – прошептала Ольга. И потом еще раз зачем-то повторила, будто боясь, что ее не услышали: – Нет. – И уж совсем нелепое добавила: – Простите.
– У Бога прощения будешь просить, – произнес отец Константин зло. – Ибо сказано: «Всякий, делающий грех, есть раб греха». Ты рабыня греха, понимаешь ли ты это? Осознаешь ли?
И отец Константин начал говорить про грех и про ужасную Олину жизнь. Он умно говорил, красиво, правильные слова произносил, точные. И оттого речь его особенно била по душе, оставляя на ней кровавые подтеки.
Ольга слушала, опустив голову.
Отец Константин произнес тихо, но властно:
– Ибо сказано: каждому воздается по вере его. Кто верит в свет, тот и живет в свете, а кто в грех только свой верит – тот в грехе существует да и мучается…
Когда сказал он это, Ольга тотчас вспомнила, что привело ее в Храм и что завтра с ней произойдет, не выдержала, прошептала почему-то: «Извините», – и в слезах бросилась вон.
Вылетела из Храма, даже забыв – впервые в жизни! – перекреститься уходя.
Но кто-то схватил ее сильной рукой: отец Тимофей.
– Случилось что? – не поздоровавшись, буднично спросил он.