– Ага. – Мальчишка снова улыбнулся.
– Ну, ладно. Стой. Так чего, убегаешь из школы? Нет ли?
Мальчишка вздохнул:
– Один раз убежал. У нас корова… Корова у нас есть… Зорька… Ну и вот… Она отелиться должна была, я пошел смотреть. Интересно было, как теленок рождается. И еще один раз убежал… Это когда к мамке мужик один зачастил… Ну, это… Как я в школу, так он – к нам… Ну и вот. Я хотел посмотреть, чего они делать будут с мамкой.
– Это отношения к делу не имеет, – встрепенулась Алевтина. – Мало ли чего у меня как… Отец-то его, Пашка, в речке утонул два… Нет, три уже года тому. Три года, Господи!.. Ну и вот… Главное, я говорила ему: «Пашка, выпьешь ежели – не ходи на речку освежаться». А он не послушал… Вообще не слушал меня… Не важно. Одна вот живу. – Алевтина вздохнула. – Совсем от рук отбился парень. Учиться, говорю, не хочет. За уроки подзатыльниками загоняю… Грубит. Уж и не знаю, что делать. Вы, батюшка, может, сказали бы ему что? Вы ведь умеете слова находить душевные. Может, подействует на него как-то? Я прям не знаю, как и быть… И спросить, главное, не у кого… Учителя только жалуются на него, а как быть – не посоветуют.
Отец Тимофей взял сушку. Грыз долго со смаком.
Вдруг спросил мальчишку:
– Сушку хочешь?
– Мм-мм, – буркнул тот.
Алевтина открыла было рот – возразить, мол, неудобно у батюшки сушками побираться, но под взглядом отца Тимофея осеклась.
Мальчишка схватил сушку, начал грызть по чуть-чуть, продлевая удовольствие. Почувствовал, что стало ему спокойней: то ли от сушки этой домашней, то ли от взгляда отца Тимофея, в котором вовсе не ощущалось привычной для парня воспитательной злобы.
– Ты бы с мальчишкой нас познакомила, что ли, – вздохнул отец Тимофей. – А то сама представилась, а парень-то…
– Сашка его зовут.
– А еще он кто? – Отец Тимофей смотрел хитро.
– В смысле? – не поняла Алевтина.
– Кто он? – спрашиваю.
– Сын мой.
– А еще?
– Хулиган же, говорю. Учиться не хочет, дрянь такая…
– Хулиган, дрянь такая, – печально повторил отец Тимофей. – И все, что ли?
– В смысле? – недоумевала Алевтина.
– Ничего не забыла про сына рассказать?
– Так это… Вроде ничего. Сашка и Сашка…
Отец Тимофей помешал сахар в стакане и произнес совершенно спокойно, даже тихо:
– Так он же еще человек. Понимаешь ты, какое дело… Сашка твой – это человек. Его Господь создал, как и всех. Силы на него Господь тратил, создавая. Переживает теперь Господь, мучается за него.
Пораженная Алевтина отогнулась на табуретке, забыв, что нет у него спинки, и чуть не упала.
Выдохнула вопрос:
– Господь за Сашку моего мучается?