– Я оставлю признание, – слабым голосом произнес он. – Напишу, что любил Калверта… и ненавидел за чувство, которое он во мне пробудил. Ненавидеть ведь достаточно, чтобы убить? Пусть думают, что это правда и что, раскаявшись, я решил уйти следом… Простите меня, Бэзил. Я рад, что вы поменяли бокалы. Но согласитесь: ужасные деяния Ван Гога должны остаться тайной! Обещайте, что сохраните ее, и оставьте меня одного.
– Даю вам слово.
Это было последнее, что услышал в своей жизни Дмитрий Егорович Гончаров.
Час спустя лакей, заглянувший в Салон Муз, обнаружил бездыханного художника с предсмертной запиской в руке.
Джозеф Уолш удобно расположился в пустом купе первого класса, оставив позади меловые скалы Дувра. Таможенные чиновники благосклонно отнеслись к провозу внушительных размеров картины, которую экстравагантный молодой человек приобрел в Париже. По всему холсту разбегались хаотичные мазки краски, непонятные брызги без определенной идеи. Можно было подумать, что художник, писавший картину, принадлежал к какому-то новаторскому течению, отрицающему всё, кроме оранжевого цвета.
– Современная молодежь называет это искусством, – усмехнулся таможенник, пока Уолш оплачивал пошлину за сигареты и одеколон. – Надо же так подписать – «Последний вздох Аполлона»! Позвольте спросить: какой из этих бесформенных рыжих сгустков олицетворяет олимпийского бога?
Самоубийство раскаявшегося Дмитрия Гончарова вызвало шок у постояльцев «Луксора». Как оказалось, скромного учителя рисования никто не воспринимал всерьез.
– Теперь ясно, зачем он украл револьвер. Хотел застрелиться и не смог, – всхлипывая, заметила Кэтрин.
Пикар закрыл дело: предсмертная записка не оставляла сомнений в том, кто подсыпал яд Калверту Найтли. В тот же вечер комиссар арестовал Жана Шабо. К показаниям портье Дюпона добавилось свидетельство частного детектива, мсье Эжена Кателя, представившего полиции увеличенные негативы отпечатка большого пальца подозреваемого. Катель заявил, что действует по поручению своего нанимателя, имя которого он не в праве разглашать. Повторное снятие отпечатков дало прокурору основание для предъявления обвинения. Шабо продолжал упорно отрицать свою причастность к краже картины Верещагина. Поиски исчезнувшего полотна, как и следовало ожидать, не принесли результата.
У русского художника не оказалось родных, его тело осталось невостребованным. Тогда Уолш вызвался купить картину, которая стояла на мольберте в номере покойного, и на эти деньги Дмитрий Гончаров был похоронен на парижском кладбище Пасси, как настоящий аристократ. С его могилы видна Эйфелева башня.