— Эх, юноша, юноша! — печально произнёс псевдо-Воланд, — Вы всё-таки решили облагодетельствовать всё человечество? А между тем могли бы и поинтересоваться: удавалось ли это хоть кому-нибудь? Ведь какие люди пытались! Нет, юноша, воля ваша, но Вы что-то нескладное придумали. Оно может и умно, но больно… зыбко. Не боитесь, что над Вами в конце концов потешаться будут?
— Что ж тут зыбкого? — набычился молодой человек, — всё очень даже реально.
— Ну да, ну да, эти ваши вэб-тех-но-ло-ги-и, — нарочито медленно, по слогам произнес этот таинственный человек, — оч-чень непростая штука оказалась. По воздействию на умы, особенно на умы неокрепшие, запросто может поспорить с воскресными проповедями. Хотя их сейчас и слушает всё меньше и меньше народу. Так что нам, старикам, долго разбираться придется… — он помолчал немного и снова заговорил. — И подумайте на досуге вот ещё о чём: какими бы благородными ни были Ваши попытки, всегда найдётся кто-то, кому они поперёк горла. С ними что делать прикажете?
— Разве с ними надо что-то делать?
— А как же?! Если с ними ничего не делать, то они что-то будут делать уже с Вами.
— В каком смысле?
— Да откуда мне знать? Люди всегда были изобретательны в придумывании гадостей.
— И что же делать?
— Думать! Впрочем, пока Вы не сделали ничего настолько предосудительного, чтобы Вам можно было предъявить серьёзные претензии. Что будет дальше — не известно никому. Слышите — ни-ко-му!
* * *
Виктор открыл глаза и сполз с дивана, кряхтя как старый дед.
— Ох! И приснится же такое! Вот спасибо тебе, дорогое подсознание, или что там у нас за сны отвечает? Вот теперь точно не усну.
Опасался он зря. Сон, обычный сон, без всякого вмешательства подсознания, был настолько крепок, что Руденко еле проснулся от повторного трезвона будильника. Без всякого желания, уже просто в силу устоявшейся привычки и чувства долга, быстро напялил майку, шорты, кроссовки и отправился на ежедневную пробежку. Пока бегал и делал свой обычный комплекс упражнений, в голове крутилась (как какой-нибудь одинокий электрон в адронном коллайдере, забывший, с чем же ему там надо столкнуться) единственная мысль: «А всё-таки прав я был тогда, прав, когда сидел на Патриарших — «Делай что должно и будь, что будет» — самая верная стратегия. Пока есть возможность, надо использовать то, что у меня появилось. Как бы это ни называлось. И как бы кто-то там не был против. Да и нет пока никакого «кто-то там». Так что только вперёд. Не оглядываясь.»
Через неделю Виктор уволился с «Мосфильма», где у него лежала трудовая книжка и отказался от всех подработок. Причём не обошлось без скандала — пытались не отпустить. Освободив себя от необходимости куда-то почти каждый день мотаться, плотно засел чтение сценариев, которые написала Маша. Точнее, это были пока не сценарии, а скорее синопсисы, первый из которых она обещала детализировать ещё через неделю — дней десять. А пока он перелопачивал гору литературы и видеоматериалов по Франции. Никак нельзя было ни в одном кадре показать что-то, что могло бы по недоразумению или по незнанию авторов вызвать ироничные улыбки или у самих французов, или у знатоков Франции.