– Ладно. Хорошо, – поспешил он ответить.
– Ну ты человечище! Спасибо тебе! На репетицию можешь не приходить. – Володя отвернулся и крикнул через плечо: – Вечером на карусели, если что…
– Володь, Володь! – Юрка его догнал. – Я зачем ждал-то. Я уболтал Иру поговорить с тобой. Подойди к ней сегодня, помирись, ладно?
– Но… а она ничего не сказала, что за меня просишь ты? – Володе это явно не понравилось. А Юрка подумал, что эти вожатые как сговорились: что Ира, что Володя заявили одно и то же. Спасибо бы сказал, а он нос воротит.
– Я просил только о том, чтобы она не уходила от разговора, – обиделся Юрка.
– Хм… ладно, – задумчиво произнес Володя. Потом оглянулся, будто ища Иру, но нашел не ее, а Машу. – О, Маша! Маша, привет! Пойдем со мной, если не занята.
Маша выбежала с корта стремительно, улыбаясь так радостно, будто весь день ждала этого приглашения. С готовностью ответив: «Да, да, свободна», смутилась и покраснела. А Володя, молча кивнув Юрке, развернулся и в компании Маши отправился к Лене, сдавать ей детей на поруки. Все бы ничего, но один Володин жест так и бросился Юрке в глаза – только Маша подбежала, Володя как-то слишком по-дружески коснулся ее плеча рукой. И вроде бы жест был невинным, ничего особенного не значил, но Юрка с неприязнью подумал: «Только свистнет, как Маша уже тут как тут, и хвост трубой». А ему было поручено в одиночестве переписывать текст, будто его присутствие будет Володе мешать. Юрку это все чуть-чуть насторожило. Но, оказавшись у себя в отряде, Юрка занялся делом, и смутное нехорошее предчувствие мигом его покинуло – ведь и правда в тишине работалось очень хорошо. Как говорил Володя – продуктивно?
Сам того не ожидая, Юрка закончил переписывать реплики Олежкиного героя так скоро, что умудрился не просто явиться на репетицию, а успеть за несколько минут до начала. Радуясь одной только мысли, что сценарий наконец закончен, Юрка вбежал в кинозал.
Внутри было почти пусто. В зале присутствовали только двое: Маша и Володя, – тогда как остальная труппа еще не закончила общественно полезную работу и сновала с лопатами, метлами и тряпками по лагерю. Размахивая бумажками над головой, Юрка бросился к сцене. Сосредоточенный лишь на том, чтобы не запнуться и не рухнуть со всей своей стасемидесятипятисантиметровой высоты, он не сразу осознал, что в театре что-то поменялось.
Резко остановившись, Юрка посмотрел на сцену и скривился от незнакомого жгучего чувства – Маша играла на пианино, а Володя склонился над ней и слушал. Юрка будто очнулся ото сна. Он навострил уши и чуть не выронил листы сценария из рук – исполняла Маша отнюдь не «Лунную сонату», а другую, более красивую, более любимую и гораздо более ненавидимую Юркой мелодию. Незнакомое чувство ужалило еще больнее, когда он со скрипом и трудом узнал Чайковского, «Колыбельную». Ту самую пьесу, которую они обсуждали с Володей, ту самую, с которой Юрка провалился на экзамене.