Сперва он подумал, что Володя соврал про единственную взрослую в труппе, но только Юрка взглянул на вспотевшего худрука, как понял: тот сам удивился, что спектакль приобрел такую популярность. А тут еще Полина, совсем обнаглев, подхватила его под локоть.
– Володя, а давай современное ставить? Я знаю такой интересный спектакль про любовь и, кстати, могу сыграть…
– Девочки, а вы разве не в курсе, что набор уже окончен? – вмешалась бледная от злости Маша. Видимо, догадалась, что популярность приобрел вовсе не спектакль, а вожатый. – Уходите, вы опоздали!
– Н-ничего страшного. – Володя засмущался, аж щеки заалели. Еще бы, столько красавиц вокруг, и все глядят на него… Юрка тоже засмущался бы. – В «Юных мстителях» было много девушек, оставайтесь. Найдем вам роли. Фрузы Зеньковой, например, у нас нет…
– Ах так! Им, значит, найдем роли, а я – нянчись?! – взбесился Юрка.
Его протест остался неуслышанным. К визгу детей присоединились и вопли взрослых, начался натуральный балаган.
– А можно я буду костюмером? – пискнула Ксюша. – Я вам такие красивые платья сделаю.
– Какие еще красивые платья на войне? – возмутился Юрка.
– Так спектакль про войну? – разочарованно протянула Ксюша. – А-а-а…
– Ага! – рявкнул Юрка. – Ясное дело, что про войну, про Портнову же. Пошла на спектакль, а о чем он, даже не знает… Володя! Почему я нянчиться должен?
– Вовчик, ну давай современное! – не унималась Полина. – Давай «Юнону и Авось»!
Маша, оставив пианино, верещала на соперниц, Юра верещал о несправедливости, дети верещали из-за спектакля – что-то придумали, – а Володя орал на всех, чтобы замолкли. Никто никого не слушал.
– А кто говорил, что спектакль скучный. А, Уля? – Растрепанная от ярости Маша дергала подол своего ситцевого платья. – А ты что ухмыляешься, Поль, будто не поддакивала?
– А тебе-то что, боишься, что уведем? – язвила Ульяна.
– Сам ты мамка! – обижался Юрка.
– Московское метро такое красивое… – хвастался толстенький мальчик из Володиного отряда.
– Володя, Володя, Володя! Можно я, можно я скажу? Володя! – Малыши прыгали и хватали худрука за руки.
– Да подождите вы. Ребята, по одному… – успокаивал их вожатый.
– Я на самом краю платформы стоял, а поезда такие вжюх, вжь-жюх! Прямо на самом краю, вот как сейчас… Вжюх… – вертелся пухлый хвастун.
– Саша, отойди от края сцены, упадешь!
– Вжь-жюх!
– Мымра!
– Можно я?
– Это несправедливо!
– Я буду костюмером.
– Боже, да хватит! – Володин рык катком прокатился по залу, примял собой гомон.
Стало тихо. Так, что можно было услышать, как пыль падает на пол. Как сердце стучит: бах-бах… Как Маша пыхтит. Все замерли, только пухленький хвастун вертелся на самом краю высокой, не ниже метра, сцены.