– Ладно. Тогда как доехать до «Ласточки»?
– Куда?
– В пионерский лагерь «Ласточка» имени Зины Портновой. При советской власти где-то недалеко был такой.
Брат из ларца, что пониже, просветлел.
– А-а-а, лагерь. Да, был…
Другой брат, что повыше, подозрительно покосился на Юру:
– А вам туда вообще-то зачем?
– Я же в СССР родился, ездил в тот лагерь, там детство мое прошло. Das Heimweh, Nostalgie… – Он исправился: – Ностальгия!
– А, понимаем, понимаем. – Гаишники переглянулись. – Карта есть?
Юра передал одному из них карту и внимательно проследил, куда тот указал пальцем.
– Вам по Р-295 до указателя на село Речное, метров двадцать – и будет поворот направо, свернете и до конца дороги.
– Спасибо.
Получив карту обратно и обменяв сто гривен на «всего доброго», Юра отправился в путь.
«Как знал, что хоть раз, да остановят!» – он выругался и нажал на газ.
Он совершенно не узнавал этих мест, ориентировался только по карте. Двадцать лет назад тут, вдоль дороги, густые темные подлески сменялись подсолнечными полями, а сейчас сюда медленными, но широкими шагами добирался город. Леса вырубили, поля выровняли, несколько участков огородили заборами. За ними виднелись краны, тракторы, экскаваторы, шумела стройка. Горизонт, который Юра помнил чистым и безумно далеким, теперь казался серым, маленьким, а все пространство до него, куда ни глянь, было утыкано дачными и коттеджными поселками.
Возле указателя на село Речное он свернул, как и посоветовали. Асфальтированная дорога закончилась резко, словно оборвалась; машину тряхнуло. Лопата в багажнике звякнула громко, напомнив о себе, будто живая.
Он совершенно не помнил, как проехать в лагерь. В последний раз Юра видел «Ласточку» двадцать лет назад – и то никогда не ездил туда сам, его привозили. Как это было весело – катить в составе колонны одинаковых белых в красную полоску «ЛИАЗов» с табличками «Дети» и флажками. Особенно в авангарде, сразу за машиной ГАИ, чтобы всё – и дорога, и небо – было как на ладони. Слушать вой сирены, распевать детские песни хором или скучать, глядя в окно, потому что уже вырос из глупых куплетов. Юра помнил, как в свою последнюю смену не пел, но слушал: «У машин глаза горят, на кабинах флаги, это едет наш отряд в пионерский лагерь…» – а двадцать лет спустя слышал лишь звон прыгающей в багажнике лопаты. Ругался сквозь зубы на колеи и ямы, молился, чтобы где-нибудь не завязнуть, и смотрел не на голубое небо, а на серые тучи.
«Только бы не полило!»
План действий был додуман и утвержден. Рассчитывая попасть в деревню, он выехал днем, но, чтобы пробраться внутрь лагеря, следовало дождаться ночи. Дальше все решено: сентябрь, последняя смена кончилась, значит, детей уже нет, лагерь – не военный объект, там должен остаться только сторож, мимо него Юра запросто прошмыгнет – ночью в лесу темнота хоть глаз выколи. А если все-таки заметит, на это тоже найдется решение. Конечно, дед-сторож поначалу испугается рыщущего по кустам мужика, но придет же в себя, разглядит же, что мужик хоть и с лопатой наперевес, но адекватный, не алкоголик и не бомж, а дальше они договорятся.