И все-таки я почти полностью избавился от привычки себя наказывать. Нет, иногда, когда панические атаки очень сильные, эта мысль начинает зудеть, но я научился ее прогонять. Конечно, избавился от нее я не без посторонней помощи, но точно без вмешательства всяких шарлатанов! Какое правильное слово „вмешательство“ – в моей голове все и так было перевернуто, а мой „врач“ и это вконец раскурочил.
Единственные внятные отношения начались у меня поздно – в тридцать один год. Сейчас я понимаю, что никогда его не любил как человека, как личность. Я любил в нем только одно – его пол. То есть сам факт, что он мужик. Что он мой мужик! Дорвался наконец! В какой бешеный восторг я приходил от того, что у него мужские плечи, руки и… остальное. Его личность, характер, даже внешность на самом деле мне были безразличны. И окончательно я убедился в том, что не любил его, когда мы расстались – я тосковал не по нему, а по близости. Но я ничуть не жалею о том, что он был в моей жизни. Он помог мне переступить через свой страх, я простил себя, принял, и, черт побери, как же мне стало легко! Мы были вместе почти два года. Хотя как сказать „вместе“ – мы встречались, виделись, общались, спали, но речи о том, чтобы, например, съехаться, никогда не заходило – он был женат. Мне надоели его метания, и я закончил эти отношения.
Но в моей жизни изменилось не только это. Юра, я здесь! Поверить не могу – здесь, и все это мое! Вот теперь-то я точно могу сказать, что у меня есть все. Хотя… терять все равно нечего…»
Юра развернул письмо, намереваясь читать дальше, но отвлекся – из сложенного листа что-то выпало. Он поднял с земли заломленную посередине черно-белую фотографию, развернул ее, и у него перехватило дыхание – это было то самое фото, сделанное после спектакля. За неполные восемнадцать лет Юра совершенно забыл его. Посмотрел на молодого себя и на Володю, приобнимающего Юрку за плечо. Каким все-таки красивым был Володя: высокий и стройный, чуть бледный, под точеными скулами пролегла тонкая тень. Каким смешным вышел Юрка: в, как обычно, перекошенном пионерском галстуке, с кривой улыбкой и в кепке, повернутой козырьком назад, как это было нелепо! Какими радостными они вышли и какими счастливыми они тогда были! Несмотря на скорую разлуку, несмотря на то что им оставалось побыть рядом всего ничего… Тогда они были счастливы, потому что были вместе, были рядом, а главное – надеялись и верили, что еще встретятся!
Юра собирался отложить фотографию и продолжить чтение и, убирая ее, перевернул. Сердце на мгновение замерло и снова пошло, больно ударив по ребрам, – на обратной стороне фотографии убористым почерком было выведено: «Я уже ни на что не надеюсь и ничего не жду. Только узнать хочу, что с тобой», а дальше – номер телефона, перечеркнутый. Под ним, уже другими чернилами, еще два номера – городской и сотовый.