Когда репетиция закончилась и дети разошлись по отрядам, Юрка наконец остался с Володей наедине и выдал то, о чем думал с самого первого дня:
– Я понимаю, что Маша только «Лунную сонату» и умеет играть, но она тут ни к селу ни к городу.
– Не скажи! – парировал тот. – Соната отлично идет фоном.
– Нет! – Юрка вскочил с кресла и выпалил на одном дыхании: – Володь, ну какая любовная лирика в патриотическом спектакле? Ты понимаешь, что такое «Лунная соната»? Это ноктюрн, это концентрация грусти, в нем до того много любви и одновременно несчастья, что совать его на фон в спектакль про партизан – просто… просто… вообще не то!
Выдохнув тираду сплошным потоком, Юрка будто сдулся и упал обратно в кресло. Володя уставился на него, удивленно изогнул бровь, но ничем не прокомментировал такое эмоциональное заявление, только спросил:
– И что ты предлагаешь?
– «Аппассионату»… Погоди спорить, сейчас я все объясню. Во-первых, это любимое произведение Ленина, во-вторых…
– Она же сложная. Кто ее сыграет?
– Маша… – брякнул Юрка и только потом сообразил, что Володя прав: «Аппассионату» никто не сыграет, даже Юрка не смог бы. – Ладно, хорошо, тогда можно «Интернационал».
– Это как напоминание о подвиге Муси Пинкензона? [3]
– Ага, – подтвердил Юрка, обрадованный тем, что даже ассоциации у них сходятся.
– Хорошая идея, предложу Маше. Но «Интернационал» – это же гимн, он бодрый, победный, на фон не подойдет. Давай для фона все-таки пока на «Лунной сонате» остановимся?
– Да говорю же, она сюда не подходит! Вот зачем тебе ноктюрн в начале? Зачем сразу и за упокой?
Юрка набрал полную грудь воздуха, собираясь снова выдать пулеметной очередью все, что думает о «Сонате», но его прервали.
Крыльцо скрипнуло, дверь кинозала грохнула, на пороге появилась злющая Ира Петровна. Юрка никогда не видел ее такой – глаза сверкали, рот кривился в грозном зигзаге, щеки алели.
– Конев! Не знаю, чего ты всем этим добивался, но добился. Поздравляю!
Ира пылала гневом и, спускаясь по ступеням вниз, кричала так, что Юркино сердце забилось в горле. Следующей после испуга эмоцией была злость – она снова пытается обвинить его в чем-то!
– Что я опять сделал? – Юрка шагнул Ире навстречу.
Она стояла в проходе между креслами. Остановившись напротив, глядя Ире в глаза, Юрка хотел было со всей дури пнуть зрительское кресло, чтобы хоть немного обуздать закипающую внутри злость. Но Володя внезапно оказался рядом и молча положил руку ему на плечо.
Ира бушевала:
– Конев, где ты шатался всю ночь? Почему Маша вернулась в отряд под утро? Что ты с ней делал?