Юрка было решил, что Володя посчитает его дураком и хвастуном, да посмеется над ним, но тот лишь по-доброму улыбнулся:
– Зато у тебя есть память о коротком свободном полете. Карлсон.
Юрка не смог сдержать улыбки: «Странный этот Володя все-таки, слишком уж добрый и понимающий». Даже Юрка сам над собой из-за такого позлорадствовал бы, а Володя не стал.
– Карлсон у нас Саня. А я…
– Гагарин?
– Максимум Чкалов. Я ведь не так далеко улетел, – ответил Юрка и испытующе посмотрел на вожатого: – Ну? Раз я поделился с тобой своим секретом, то давай и ты делись!
Володя удивленно изогнул бровь и кивнул:
– Ладно, спрашивай.
– Почему ты на самом деле пошел в вожатые? Видно ведь, что не очень любишь заниматься детьми.
– Хм… – Размышляя над ответом, Володя рассеянно ткнул пальцем в переносицу, поправляя очки. Вздохнул и выпалил будто заученную фразу: – Это хороший способ приобрести полезный опыт и – Юра, не спорь – получить характеристику для партии.
Юрка фыркнул. Неделю назад, на первой линейке, он бы поверил, что идеальному Володе – всему из себя правильному комсомольцу – ничего, кроме хорошего имени, и не нужно, но теперь…
– Опять двадцать пять – характеристика! А если по правде, неужели это все? Только хорошая репутация?
Володя замялся, снова поправил очки, хотя те были вполне на своем месте.
– Ну… не совсем. Если честно, то я всегда был очень застенчивым, мне довольно сложно сходиться с людьми, общаться, дружить. А дети… У меня мама работает воспитателем в детском садике, она и посоветовала пойти вожатым. Сказала, что, если я хочу научиться находить общий язык с людьми, лучше начинать с детей – они раскрепощают. – Он снова замолчал, и Юрка подумал, что, если Володя сейчас опять поправит очки, придется стукнуть его по руке. – На самом деле толку больше от тебя. В смысле, ты лучше находишь с ними общий язык.
Юрка гордо расправил плечи, но тут же их опустил.
– Это наша общая заслуга, – сказал он. – Я ведь тоже не люблю возиться с мелкими, то есть не умею. Но чтобы помочь тебе, вот… Кстати, вспомнил! Вчера после ужина топал в отряд и увидел Олежку. Сидит у площади один, плачет, я подхожу, спрашиваю, что случилось. Его, оказывается, все это время ребята дразнили из-за картавости, а теперь, когда у него почти что главная роль, подтрунивать стали, мол, он не справится. Бедняга и так стесняется, а тут еще от ребят слышит всякое, вроде «Как же ты собираешься выступать, если так ужасно картавишь!».
– Прямо так и сказали? Кто?
– Не знаю кто. Я и так-то Олежку понимаю через слово, а тут он хныкал, я половины не разобрал. В общем, Володь, я подумал, а правда, он же очень плохо выговаривает все эти слова, типа «партизаны», «борьба» и прочее…