Император видел, как меж частокола зубов мелькнула багровая вспышка, словно пламя раскалённого горна. Чудовищная башка Левиафана мотнулась из стороны в сторону, он дёрнулся, содрогаясь – и потерял драгоценные мгновения.
Последнее из запущенных Познавшим Тьму заклятий вырвалось на волю.
Спаситель застыл, оплетённый чёрным щупальцем Неназываемого. Несмотря на это, Он не исчезал, лишь сделался бледным, полупрозрачным, словно привидение.
И из Него извергался поток освобождённых душ; душ, обернувшихся огненными стрелами, душ, понявших своё изначальное предназначение.
Они неслись сквозь треснувшие небеса Хьёрварда, пробивали их навылет, но это уже не имело никакого значения.
Достигнув Обетованного, души воспламеняли уже раскрывшиеся по слову Сигрлинн царства мёртвых, делясь своим огнём и порывом.
Их становилось всё больше, и каждая стрела несла в себе крошечную частицу божественности, которая, по совести говоря, и есть готовность спасти мир, отдав самого себя.
Хедин точно знал, что сейчас творится с ними, с выпущенными на волю душами. Они неслись, и каждая была одновременно той личностью, что при жизни, и им самим.
Неназываемый тянул и тянул всё вокруг в себя, и раньше сам Хедин почёл бы это за страшную угрозу – теперь же ему предстояло, аккуратно поворачивая сущее вокруг себя (да-да, как в бытность Истинным Магом), использовать тягу Неназываемого для придания стрелам-душам ещё большей силы.
Это было словно жонглировать сразу миллиардом миллиардов крошечных шариков.
А потом огненные стрелы достигли цели.
Они ударили в стену надвигавшегося зелёного кристалла, и он не смог остановить их. Они погружались в его глубину, ведомые неистребимой жаждой жизни; их было великое множество, они устремлялись во все стороны, они дробили смарагдовый лёд Дальних – и от него начал откалываться кусок за куском.
Из толщи кристалла показались замершие, застывшие миры, ещё не успевшие утратить облик, не успевшие «упорядочиться» дальше.
Хедин ощущал, как огненные души, проносясь над ними и сквозь них, отдают часть своего пламени, и как миры оживают, как загораются солнца и как вновь вспыхивают звёзды.
Зелёный лёд рушился.
С каждой огненной стрелой мчалась частица его, Хедина. Это оказалось так просто – божественность можно было разделить, раздробить, распылить, и она помчится выполнять данный приказ. Что будет дальше – уже не важно.
Его друзья отдали всё, что могли, и Хедину приходилось признать, что отдали они куда больше, чем он был согласен принять. Он видел, как погибла Гелерра, как Айвли кинулась в пасть Левиафана, и это жгло хуже любого пламени: они обе любили тебя, Хедин, и они умерли.