— Она хочет, чтобы здесь действовали ее мусульманские законы? Я согласен. Я тоже по роду-племени человек восточный. А что на Востоке делают с женщиной, которая ослушается и проявит неуважение к мужчине? Вы знаете. Охрана! Пять человек — за камнями. Но чтоб не крупные, эта мера у нас будет воспитательная. То есть не быстрая…
Священник, стоя спиной к Джанибекову, молится, глядя в небо. Заключенные в строю, молчат, не смея поднять глаз.
Джанибеков смеется:
— Поп, ты чего отвернулся? Ты ведь собака неверная для них. Они, дай волю, тебя распнут тут на заборе и шмотки поделят…
Зухру сталкивают в яму и засыпают землей чуть выше талии, с прижатыми к туловищу руками. Она откидывает назад голову и, закрыв глаза, что-то шепчет. Джанибеков срывает с ее головы платок и рвет на ней ворот рубахи, оголяя грудь.
Строй заключенных, перед которым насыпана горка камней, замер. Охранники, окружившие плац, таращатся на обнаженную грудь женщины. Та плачет, но не раскрыв рта и не издав ни звука.
Джанибеков распоряжается:
— Именем революции и мусульманской дисциплины! Джамбул, взял камень! Ну! Это приказ! Не хочешь? Всем смотреть, как надо!..
Он выбирает из кучки камень, взвешивает его на ладони, примеривается, замахивается и вдруг, вытянувшись и вытаращив глаза, замирает. Из уголков рта выливаются две струйки крови. Он судорожно ощупывает рукой грудь и четыре стальных заостренных штыря. Джанибеков падает ничком, из спины торчит деревянная ручка вил. Священник, отпустив ее, идет в сторону бараков.
Из строя доносится крик:
— Мужики, бей зверье! Это не люди!
Беспорядочно хлопают револьверные выстрелы, несколько заключенных катятся по земле, оставляя в пыли следы крови. Джамбул, упершись ногой в тело Джанибекова, вытаскивает из него вилы и с криком ярости бросается на охранников. Почти все они сразу скрываются под грудой тел, бьющих их ногами, руками, камнями.
Джамбул командует:
— Бегом в их барак! Там патроны должны быть! Оружие всё собрать! Двое — на вышку с винтовками! Кто бы ни пришел — будем драться, выбора у нас нет…
* * *
Гуляков в кабине аэроплана в шлеме и очках осматривает лагерь, проходя над ним на высоте нескольких десятков метров. На плацу валяются тела. Единственную дорогу, ведущую к лагерю, перегораживают две заваленные на бок подводы. За ними — группа людей, из-за подвод они выставили стволы винтовок. Белеют лица, разглядывающие самолет. К ним от бараков бегут еще люди.
Самолет заходит на второй круг. Двое из мятежников внизу целятся в аэроплан, стреляют. Комбриг жмет гашетку пулемета, звук очереди почти не слышен за ревом мотора, но рядом с импровизированной баррикадой вспухают фонтанчики пыли, пули ложатся вблизи подвод. Фигурки людей разбегаются, они пытаются спрятаться на ровном месте, лежат, прикрыв головы руками. Гуляков, никогда не стрелявший по штатским, старается класть очереди рядом с людьми. Еще один заход, и еще выстрелы. Все, боекомплект расстрелян. Пилот делает круг и на вираже глядит вниз. Его взгляд выхватывает крупную фигуру лежащего на спине человека в рясе с крестом на груди.