Председатель конструирует громоотвод для избежания взыскания за очередной смертный случай: пасьянс документов и перманентное телефонирование рычагам и клапанам. Завершаю челобитную. Странно рассчитывать на участие, но, ради прозы:
— У меня есть надежда?
— Никакой. — Казнокрад листает устав. — По новым правилам ваша жалоба может быть анализирована только первичной организацией, и ее заключение — окончательное.
— Где вам оторвало? — Обращаюсь к ущербным пальцам.
— Здесь, где же?! Я, кроме нашего предприятия, нигде не трудился. — Оппонент дидактически разворачивает кисть.
— Так это производственная? — Шайба летит в ворота.
— Нет-нет, мой случай не связан с производством, — драконьи мордочки сворачиваются в рукаве.
29 января. Профком. Правда № 3.
Мелкая зыбь штрихует разум. Ужас мог иметь метафорой сейсмические толчки, но я боюсь чувств, боюсь и этого, а именно, что подобен обложенному зверю, а также того, что тройной страх выдаст мою начинку окружению, и так в квадрострахе бьется мое раздвоенное сердце.
Мелкая зыбь может оказаться составной вожделения и коммерческих прожектов, она может случиться даже кстати, — я уже боюсь — она может выручить, не спорю (надеюсь!). Но она всего лишь вибрация, штора, за которой...
(Трезвый и в здравом уме, я сознаю, что кинетическая сила власти вольна выдернуть меня блесной удачи, манком похоти или чем иным из обыденности в череду новых ситуаций, обозначающих фарватер судьбы. Стихия психических аномалий и уголовных кар — две топи в буреломе человеческих жизней.)
...Она всего лишь вибрация драпировки, за которой адаптировавшийся мозг репетирует лотерейные алиби.
«Мы были детьми. Мы были близки природе. Мы не репрессировали естество и разум! — Умозрительности откровенно сопутствует озноб самообмана. — Нет! Я угадывал вас, ханжей и провокаторов! Астероиды человеческой породы, даже вы разрушали мои генетические идеалы. — Снова не так! Второй старт. — Отречемся от антропоморфизма, замкнем окружность, доверимся пульсации мироздания — слепящей эманации спиралей, туманообразности сфер, — я предлагаю вам гармонию! Нет! Я не укажу и не отопру врата, не вооружу вас формулами вечности! Третья попытка. — Хоровод слепцов, корифей влечет вас в пропасть! Вселенная стремится к сжатию! Марионетки звездного калейдоскопа — венец природы, не способный к победе над смертью! Просветленный призван сказать: так было!»
Констатирую, что вновь втянут в механизм бюрократического комбайна. Опыт диктует маскировку: предъявление собственного лица — залог поражения. Монолит рассыплется на драже, которое нарушит работу металлических деталей. Мне не к кому обратиться. Вне сомнения, я окажусь утешен и обнадежен, но «один на один с коллективом», учитывая, что я в этом действии — один — флагман бесплотной флотилии единомышленников, в ретроспективе уповавших на нечто, подобно мне, одному в рассеянном ряду здравомыслящих, чье бытие запрограммировано засадами, одному — против безукоризненно отлаженной машины уничтожения. Мимикрия. Лесть. Подчинение. Я должен спастись, пока меня не засосало по горло, или... Но как же долг?! Их — трое. Они — живы...