Они ведь сумасшедшие. И не только эти, а миллионы других, большая часть человечества — что они творят!
Начать с малого: «Товарищи! Все мы знаем о порочной практике обмана государства нашим предприятием. Давайте вместе посвятим свои жизни искуплению грехов перед природой и Родиной».
Где я окажусь? В КПЗ? Сколько же людей замешано во вредительстве и попустительстве? Городские власти возложили на предприятие ответственность за вверенный водный бассейн. Они обязывают их заключать договоры с нашей фирмой на дно- и берегоочистку. Организации перечисляют деньги и подписывают фиктивные акты о приеме акватории с положительной оценкой. Если они отказываются — наши инспекторы штрафуют их за выбросы и загрязнение. Компромисс — гарантия безнаказанности и заказчика, и исполнителя. А вода тем временем тухнет.
«Итак, товарищи, никто из нас на практике не выполняет рапортуемых объемов. Если выполнение плана — нереально, давайте огласим наши затруднения, но нельзя же...»
Один против одиннадцати. В левом кармане куртки выписка из журнала по ТБ первой ступени и сам документ. Вначале дам выписку. Они станут отрицать существование записи. Тогда предъявлю общую тетрадь с печатью и подписями. В ряду ежедневных фиксаций, абонирующих одну строку — «замечаний нет», — семь посвящены травме. Далее объем разовых текстов нормализуется в однострочье.
Казнокрад зачитывает заявление в профсоюзный комитет: «Прошу защитить мои интересы...» Лица кимируются. Как посмел? Голый король аплодирует строю-невидимке. Председатель месткома сетует на искажение сути: «...и отказа оплаты больничного листа...» — «Вам никто не отказывал. Речь шла о том, как квалифицировать вашу травму, — от чего зависит оплата».
Старт инженера по ТБ. Мне передается его вдохновение. Что, если вздыбиться, попросить слово и искренне покаяться, все — фальсификация: травмы не случалось — я согласен; травма — самострел, — не возражаю. Я сам продиктовал больничный, сам состряпал ответ на запрос в поликлинику, — согласен. Я сам — хирург, сам свидетель, я все сам. Я — один! Убейте меня!
Дитя Гермеса и Афродиты куражится степенностью. Я исполняюсь его сладострастием: в данном конгломерате он не полномочен обречь на истязание мою плоть, лишить свободы, — сегодня он может всего лишь выявить меня как мошенника и симулянта, оставить без содержания пять дней нетрудоспособности: это не акт — онанизм, что делать — времена и степень виновности, но кто знает, — я уже не истец, я — ответчик.
Начальник отдела ТБ декламирует скоропостижно сфабрикованные показания. Мои попытки опротестовать пресекаются председателем.