В поле мы гуляли, пока было солнце. Потом разошлись. Он проводил меня до парадной. В школе сейчас масса зачетов — надо готовиться. В училище на носу экзамены. А я сижу и ничего не могу делать. Смотрю в окно, но Толи не вижу. А мне так хочется побыть с ним еще.
Вчера получила письмо от Севы. Думала ответить сегодня, а что писать? Я разлюбила его. Хочу поговорить с мамой. Может быть, мама подскажет, что делать?
Из дневника Миши.
Был у Ромина. Он — руководитель нашего ансамбля. В этом году заканчивает училище. Отмаялся три года, а теперь понял, что его призвание — музыка, а не профессия столяра. На гитаре Вадим играет нормально, а вот поет слабо — нет голоса. Парень он отличный. Хоть хилый, а очень самостоятельный. Держится всегда с большим достоинством. Очень любит кого-нибудь осмеять. Но когда смеется, то глаза серьезные. Они у него такие, словно расплавлено олово и туда добавлена горчица.
Я относил Вадиму порнографический журнал. Он оттуда хочет переснять один кадр, от которого балдеет. А мне на этот снимок не очень приятно смотреть. Журнал цветной, шведский — я отнял его два года назад у Корячкина, когда тот показывал журнал в классе.
У Ромина мне нравится. В его комнате стоит только шкаф, раскладушка и стереомагнитофон. Половина шкафа занята пленками. Вадиму очень повезло с соседями. Когда я спросил, не ругаются ли жильцы, что у него очень громкая музыка, Ромин сказал, что соседи кричат иногда, чтобы он сделал погромче. А летом перед его окнами танцуют.
Вадим достал на время у кого-то американские наушники. Он дал мне в них послушать музыку, и она зазвучала сильнее и правдивее. Я вообще очень люблю музыку. Когда слушаешь, то перед тобой открывается совершенно другой мир. Иногда он не очень красив, не очень справедлив, но всегда искренен. Он чужой, но близок нам. В нем мы переживаем чьи-то судьбы — чужие, но близкие. Они сложны и кажутся недосягаемыми, но ты попадаешь в них и живешь какие-то мгновения единым целым с ними. И когда музыка становится возвышеннее всего на свете, то моя еще не растраченная любовь встречается с ее потоком, вышедшим из берегов человеческого сознания. И музыка затопляет самые глубины моей души, в которые не проникает никто. О которых никто не догадывается. О которых никто не думает. Я не понимаю текста многих песен, но они никогда не обманывают меня. Я чувствую их, и верю, и иду за своей музыкой туда, куда она ведет меня. И от нее зависит, останусь ли я жив или погибну. Она — вечна! Я — смертен! Но я не боюсь смерти в глубинах своей музыки. Может быть, когда погибну, то опущусь на самое дно этого великолепия и увижу всю красоту до предела. Захлебнусь этой красотой.