Дочь их, Марфа, становится нашим другом. Объятия и поцелуи под смех взрослых и щелканье фотоаппарата. Щипки и щекотание друг друга. Укусы и драки. Дочки-матери и беготня. Жизнь наша гремит в котле дачного бытия. Мы поочередно предлагаем подружке руку и сердце. Хохотушка, она смешна движениями и рожицей, и мы не устаем корчить гримасы, сваливаясь в траву от смеха.
Я не могу остановиться в цепи поступков, влекущих меня к беде. Так и с Лидией Никифоровной. Она копает землю в огороде, а я, выкрикивая «Вадим — непобедим!», иду на нее как бы в атаку, сжимая краской и пистонами пахнущий пистолет. Убегаю, как только она ступает в мою сторону. Бормочу кажущиеся мне смешными слова. Дразню женщину. Игра переходит в травлю. Настроение Лидии густеет обидой. Она гонит меня. Я снова. На приступ с восклицаниями. Ближе. Опасно! Но — еще ближе. Пяткина шарахается ко мне, схватывает за лямки вельветовых штанов и дерет за уши, отчитывая. Кричу. Кусаю ее. Свободен! Грабли прислонены к березе, зубьями — в небо. Сбиваю инструмент рукой. Бегу. Лидия охает. У колодца, не спрятавшись еще за него, оглядываюсь. Женщина нагнулась. На подъеме ее ноги лежат грабли. Плачу в обиде на трепку, на то, что кончилась моя с Лидией Никифоровной дружба. Но и смеюсь тут же. И — плачу, ору, суетясь в малиннике: «Вадим — непобедим! Вадим — непобедим!»
Дядя Лева приезжает в Пузырьки после работы. С ведром идет за водой. Вернувшись, садится за стол. Бабушка подает ему пищу. Суп. Второе. Сладкое. Катя, мастерица на всякую стряпню, по выражению Таты, «искусница», «умелица», готовит вареники. Едим с вишневым вареньем. Быстро отстав от дядюшки, отваливаюсь на спинку стула в изнеможении. Ощупываю гудящий живот. Дядя, не выказывая признаков насыщения, хлопочет в тарелке. Вареники исчезают. Тают. Потрясенный демонстрацией ненасытности, обретаю уважение к дядиному желудку. Не могу не выразить восторг, не могу не польстить ему: «И как в вас только лезет?». Дядя замедляет ход челюстей, оглядывается, покраснев, продолжает. «Неприлично смотреть в рот соседу. И, потом, не сравнивай себя с дядей Левой. Ты — ребенок. Он — взрослый мужчина», — морализирует бабушка.
Если мы хотим в город, а дядя Лева собирается, — напрашиваемся в компанию. «Не забывайте, что дядя Лева ходит очень быстро. Рассчитывайте свои силы», — предупреждает бабушка. Действительно, раствор его ног широк и быстр — он подтверждает бабушкины слова. Мы еле поспеваем за ним, запыхаясь, утятами семеним за гусем, а то — просто бегом, хотя это — перебор: слишком быстро. Дыхание от бега сбивается. Мы слегка отчаиваемся. Улыбаемся. Он будто не замечает нас, порой высказываясь: «Дорогу осилит идущий».