Водитель стоял рядом, ожидая ответа. Она чувствовала себя неловко, не зная, как отблагодарить его за молчаливое присутствие, которое ее успокаивало. Она еще раз постучала. Дверь отворила женщина лет пятидесяти с коротким каштановым каре, седым у корней, она склонила голову и поздоровалась с Миной на корейском.
— Миссис Ли?
— Это я. — Мина повернулась к водителю. — Спасибо. Как… много?
— О, нисколько. В следующий раз. — Он протянул ей визитную карточку. — Можете расплатиться в следующий раз.
— Нет, нет. — Мина полезла в сумочку за деньгами.
Водитель занес чемоданы в дом и ушел, но в конце тропинки остановился и, повернувшись, сказал:
— Удачи. Все наладится.
Мина лишь помахала ему на прощание, не найдя слов.
— Позвольте помочь вам с вещами, — предложила хозяйка. — Вы, должно быть, устали.
— Нет, ничего.
Они взяли по чемодану и прошли в глубь дома, темного и прохладного, как пещера. Вентилятор в углу гостиной развевал занавески. На замусоленных стенах не было никаких картин или фотографий, за исключением нескольких портретов Иисуса. На тумбочке стояла керамическая статуэтка Девы Марии.
— Я покажу вам вашу комнату.
Мина лежала на своей двуспальной кровати, страстно желая что-нибудь предпринять: сходить за продуктами, найти работу, позвонить миссис Син — что угодно. Но в ее комнату еще не провели телефон, а разложенная туристическая карта Лос-Анджелеса, которую она привезла из Кореи, сбивала с толку: главные достопримечательности, такие как голливудская «Аллея славы», Беверли-Хиллз и Диснейленд, разделялись несколькими километрами автострады. Мина уставилась в потолок молочного цвета, оцепенев от страха перед необходимостью решать, что делать дальше. Ей предстояло еще столько всего изучить.
Закрыв глаза, Мина глубоко вздохнула, стараясь не паниковать — стараясь ничего не чувствовать. Она устала чувствовать.
Она попросила бога ей помочь, указать верный путь.
Почти вся ее собственность в Сеуле была распродана, заявление на увольнение — подписано. Без мужа и дочери ей нечего делать в той стране, на тех улицах, в узких переулках, где шаги эхом отдавались от стен. Мине оставалось лишь покориться судьбе, которая привела ее прямо в эту комнату с открытыми окнами, где она теперь лежала, покрытая липким потом, на чистых чужих простынях, уставившись в потолок — тоже чужой.
В дверь постучали.
— Да? — ответила Мина на корейском, садясь и стараясь не смять лежащую рядом карту.
— Здравствуйте, — прозвучал незнакомый женский голос, немного хриплый, но четкий.
Мина поправила прическу и открыла дверь. Перед ней стояла кореянка, возможно, немного старше ее, с вытянутым лицом, высокими скулами и волнистыми волосами, которая тепло улыбнулась и сказала: