– С меня хватит! Я так больше не могу! – Теперь я реву по-настоящему.
Патрик подходит и зажимает мне лицо ладонями:
– Элисон, ты напилась. Ты устала. Я знаю, что ты не хочешь с этим заканчивать. Я тоже не хочу.
– На этот раз я серьезно! – заявляю я и для пущей выразительности пячусь.
– Посмотрим. – Патрик наклоняется ко мне и целует в лоб. – Мне пора. Поговорим на следующей неделе.
Он уходит, не дав мне возразить. Я падаю в стоящее в углу кресло. Зачем я только напилась?! Я вытираю сопли и слезы рукавом жакета, потом отключаюсь, уронив голову на плечо.
– Мама! Мама! Мама!
Глаза закрыты. В постели так тепло и уютно… Матильда – умничка, пришла пожелать доброго утра.
– Мама! Ты в кресле спала. Почему ты спала в кресле?!
В кресле. Не на кровати. В кресле.
– Мама, открой глаза! Поздоровайся со мной и с папой!
Это не сон. Я открываю глаза, закрываю их снова:
– Свет слишком яркий, слишком яркий… Пожалуйста, выключите свет!
– А свет не горит, глупенькая мама! Утро на дворе.
Я открываю глаза. Это моя контора, мое рабочее место, полное записок по делам, протоколов с прецедентами, хлама, оставшегося со вчерашнего вечера. Моей дочери не следует стоять передо мной, прижимая вытянутую ручку к моему колену. Ей следует быть дома – нежиться в постели или завтракать за кухонным столом. Но она здесь, и я накрываю ее ладошку своей, пытаясь привести себя в некое подобие порядка.
Я свернулась калачиком в кресле, а сейчас выпрямляю спину и чувствую, что левая ступня затекла. Я двигаю ногами и морщусь: брр, кровь возвращается в конечности. Впрочем, больнее всего не от этого. Перед мысленным взором вспыхивают события минувшей ночи. Матильда перегибается через подлокотник, обнимает меня, а я поверх ее головы вижу письменный стол и тень вбивающегося в меня Патрика. Я обнимаю дочку в ответ, вдыхаю запах ее волос, и бешено бьющееся сердце немного успокаивается. Я чуток перепила, заснула в кабинете, и только. Больше ничего не случилось. Я и с Патриком порвала. Так что все будет в порядке. Наверное.
Наконец я чувствую себя готовой взглянуть на Карла. Он прислонился к дверному косяку, в каждой черте лица разочарование, носогубные складки сегодня особенно заметны. Карл, как обычно, в джинсах и в худи, но из-за проседи и строгого вида кажется чуть ли не стариком.
Я откашливаюсь, чувствуя, что в горле пересохло, и подыскиваю слова, которые снимут напряжение:
– По дороге из клуба зашла сюда забрать записки по новому делу, потом решила быстренько их просмотреть и сама не заметила, как…
– Так я и думал, – перебивает Карл без тени улыбки.