Ник оперся на стол, мрачно взглянув на племянника.
- Они беспокоятся о тебе.
Он тихо рассмеялся.
- Они боятся, что ты станешь таким, как я, или кем-нибудь в этом роде.
- Я могу сделать вещи и похуже, — сказал Сонни.
Он смотрел на пол, и Ник заметил глубокую морщину, начинающую прочерчивать лоб мальчика, делая его намного старше своего возраста.
- Что в этом плохого, Ник? Чего они боятся?
- Это вопрос нравственности, — попытался объяснить Ник, — они действительно не могут уважать того, кто не гнет спину весь день, чтобы заработать на жизнь.
- Но ты работаешь больше, чем кто-либо, кого я знаю, — сказал Сонни, — я никогда не видел тебя дома, не занятым каким-нибудь проектом. И здесь у этих окон ты день и ночь. Чего они хотят? Крови?
Ник ухмыльнулся.
- Возможно, немного.
Сонни подошел к столу, взял нож, покрутил его в руках.
- Но, я не хочу, чтобы они говорили мне, что я должен делать в жизни, — сказал он, — мне интересно: смогу ли я справиться.
Ник потер лоб. Он совсем не хотел, чтобы его поддержка Сонни оказалась прямым вызовом семье.
- Да, жаль, что ты не знал дедушку. Именно он помог мне справиться со всем.
Он скрестил руки и покачал головой.
- Забавно, а ведь у твоей мамы это отношение к работе от него. Он был самым трудолюбивым человеком, которого я когда-либо видел. Но знаешь, что он сказал мне, когда семья была против моего увлечения живописью?
- Что? — спросил Сонни.
- Он сказал: «Ники, Господь не дал бы талант, если бы не ожидал, что ты его используешь». Затем он принялся за башмак, над которым работал, и добавил: «Если бы у меня был такой талант, как у тебя, я бы не красил кожу в мастерской, это точно».
- О, мне так его недостает, — сказал Ник. Он глубоко вздохнул и оттолкнулся от стола, — знаешь, если ты продолжишь стоять на своем, то будет еще больше столкновений. Поверь мне, семья может так никогда и не понять. И это больно, Сонни. Иногда даже я сам задаюсь вопросом — а стоит ли это всего.
- Именно так, — сказал Сонни, отложив нож и сжав руку в кулак, — это не просто что-то, от чего я могу отвернуться. Это сильнее меня.
Ник пожал плечами.
- Что я могу сказать? — спросил он, — я тоже чувствовал это. И до сих пор чувствую. Но я не уверен, что должен позволять тебе помогать мне тут, зная, что и как переживают родители. Может быть, я должен быть на их стороне.
- Но они не понимают! Никто, кроме тебя. Мне девятнадцать. Когда же я буду решать, что делать с моей жизнью? А что, если бы я решил заняться служением? А что, если бы моим это не понравилось, но я знал, что Бог призвал меня? Ты поддержал бы это?