К половине третьего ночи, выпив три чашки кофе, я выжала из себя еще два абзаца и дала себе торжественную клятву ненавидеть до конца жизни и носки, и глянцевые журналы, и мужчин, которые по непонятной прихоти природы возглавляют эти журналы. Разве женщине пришло бы в голову писать для гламурного издания о непонятно куда пропавших носках?
Какой-то шорох за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться. Я не поверила своим глазам. Сплю? Или реактивно спятила на носочной почве?
Утром я выходила в магазин, а когда пришла, сняла носки, такие же махровые, как и пропавший недавно, только синие. Один бросила на диван, а другой – на стоящее в противоположном углу комнаты кресло. И вот теперь носок, валявшийся на диване, вдруг оказался на полу. И не просто лежал, а полз! Полз, как гусеница – подтягивая пальцы к резинке и выгибая пятку, а потом выбрасывая резинку вперед. В это время второй носок приплясывал на кресле. Он поднимался на цыпочки и раскачивался из стороны в сторону. И даже, как мне показалось, попискивал от избытка чувств.
Я потрясла головой и укусила себя за палец. Не помогло. Один носок по-прежнему полз, а другой плясал. Изловчившись, я схватила ползущий носок. Он бился и извивался у меня в руках, как пойманная рыба, и чуть было не выскользнул, но я крепко сжала кулак, и носок обмяк. В это время второй соскользнул с кресла, но я поймала его на лету другой рукой. Посмотрела на них, посмотрела – и засунула в плотно закрывающуюся коробку из-под фотоаппарата.
Минут пять коробка ходила ходуном и даже чуть не свалилась со стола. Внутри шебуршало так, словно я посадила туда дюжину мышей. Потом все стихло. Я приложила к коробке ухо, прислушалась. Ни звука.
Осторожно приоткрыв крышку, я заглянула вовнутрь. В коробке лежал один носок!
- Боже мой, он его сожрал! – ахнула я. – Так вот куда они пропадают!
Одинокий носок выглядел спокойным, довольным и умиротворенным. И мне даже послышался звук сытой отрыжки.
- На самом-то деле все просто! – сказала я сама себе. – Какие там стиральные машины и стаи! Носки – каннибалы! И тот, второй, совсем не от радости плясал, а от страха. Может, хотел убежать, да не смог. А я-то, я-то! Своими руками помогла этому монстру. Выбросить его, что ли?
Носок приподнял резинку и покачал ею, как головой.
- Ничего себе! – возмутилась я. – Он еще балдой тут качает. Эх, может, написать об этом? Правда, редактор сказал, что не любит кладбищенский юмор. Ну, тогда можно написать, что они спарились, и один в процессе сожрал другого. Как самка богомола своего несчастного супруга. Тоже мрачно, но хоть какие-то страсти. Правда, я никогда не видела, чтобы после пропажи одного носка вдруг появлялись новые маленькие. Нет, все-таки никаких тут амуров нет, одна прожорливость.