— Эти знаки дороги чем-то отличаются от всех других?
— Конечно. Путь-дорога — это особое состояние жизни, основа бытия. У всего сущего есть свой путь, и на уровне бесконечного Космоса, и на уровне клетки, и на уровне мельчайшей из известных человечеству частиц — нейтрино. Даже смерть — это дорога, недаром об умершем говорят: отправился в последний путь… Кстати, дорога смерти всегда посылает свои знаки тому, кто вскоре должен уйти из этой жизни. А также его близким.
Знахарка помолчала, и медленно, как бы неохотно, произнесла:
— Ты вот сама не знаешь, а перед тем как ко мне попасть, уже одной ногой на этой смертной дороге стояла.
Меня бросило в дрожь.
— И вы так спокойно об этом говорите? И только сейчас? Почему же вы не сказали мне это раньше?
— А потому что не надо тебе этого было знать раньше. Все узнается в свое время.
— Я не понимаю… вы поставили меня на ноги буквально за сутки. Разве умирающего возвращают к жизни так скоро? Почему вы считаете, что я должна была умереть?
— Пес перед тобой на дороге выл всю ночь. А ведь гроза была! Сколько я его в хату не загоняла, (в дождь собачка с нами спит, в доме), нипочем не шел! И дятел в окно стучал… Тебе-то самой никаких примет не было?
— Да вроде нет… Я себя как-то резко плохо почувствовала… Разве что галлюцинации за приметы считать…
— Так-так… И что ты видела?
— Курган я видела, а из него мертвые встают. Воины на конях… не то монголы, не то скифы….
— На конях?! Ой, доня… Ты точно в рубашке родилась… Не было такого случая, чтобы больному лошади снились, и он выздоравливал. Такой сон смерть предвещает скорую…
— Но вы ведь меня все-таки спасли! Значит, не все приметы сбываются!
— Я тебя, друг мой, отмолила… Тебя Петро привез, ты не дышала. На лавку положили, что труп. Я руку взяла, пульс слабый-слабый… Глаза закатились… Сразу стало понятно: какая-то сильная инфекция, организм прочищать надо, но при такой слабости ты бы все мои процедуры вряд ли вынесла. По хорошему, тебе дыхательный аппарат да под капельницы, но такого я не держу, давно людей приучила — в критических состояниях надо не ко мне, а по скорой в реанимацию. А тут как на грех дорогу размыло… Ну, думаю, видно, судьба ей у меня помереть. А потом как озарило — может, потому ко мне и попала, что только я помочь могу? Если так, надо скорее вытаскивать тебя со смертной дорожки, в жизнь возвращать! Перво-наперво я тебя раздела, одежку твою наизнанку вывернула, опять надела. В лампаде фитилек перетянула, с другого конца зажгла. Сама обувку с левой ноги на правую переодела, платок углом вперед повязала. Держу тебя правой рукой за левую и молитвы по-особому читаю: все слова в обратном порядке. Долго читала, рука затекла. Глаза чуть прикрою, вижу: стоишь ты на широкой дороге в темном саване, белым пояском перепоясана. Дорога длинная, за горизонт тянется, в ночное небо уходит. Я тебя за плечи обнимаю, идти назад уговариваю, а ты вперед смотришь, на это небо далекое, на звезды сияющие, и будто манит тебя туда. Вот человек на дороге показался, весь в облаке света, к нам быстро-быстро приближается, словно по воздуху летит. Стал он с нами рядом и мне говорит: беру у тебя душу смертную, а взамен даю дочь духовную. Снял с тебя поясок белый, а вместо него красный повязал, тут же саван твой в обычное платье превратился. Очнулась я, гляжу — ты задышала, пульс забился. Ну, я скорей тебе желудок, кишки промывать, затем вином кровь чистила. Часов двенадцать возилась, пока температура спала. А там заснула ты, и встала уже здоровая.