- Ничво, робя! - радостно орал, стоя по пояс в вонючей тине, Федор. - А ну, наддай ишо по русалочьей тоске мировой контре!
Целую неделю, пока Озеро сходило в Северную Двину, длился праздник, рыбу собирали лопатами, день и ночь развозили по огородам ил, на дне находили то череп, то девичье ожерелье из речного жемчуга, а председатель Прокопий отрыл даже остов лодки, которую водяной увел когда-то на глазах его деда. В разгар веселья сын старухи Кутейковой, назначенный за революционные заслуги участковым милиционером на Пять Холмов, объявил артельщикам, что они отныне записаны в колхоз и с гулевой их деньгой покончено раз и навсегда. Артельщики смеялись, кто ж тогда будет в городах дома ставить? - и снова шли бражничать на брошенную мельницу.. Федор Рожнов, гордый своей победой над Озером и предчувствием новой, веселой жизни с Лукерьей, упивался так сильно, что однажды, влезая на помольный чердак, заснул. Нога его соскользнула с перекладины, и друзья-артельщики едва успели схватить Федора за загривок; они тащили Рожнова наверх с хохотом и песнями, не слыша, как он орет от боли нога его застряла между перекладин и при первом же рывке хрустнула. Никто из артельщиков уже ничего не соображал; выпив с ними на посошок, Федор спустился обратно и пополз, теряя кровь, в деревню. Утром он постучался в окошко к Лукерье; когда она кинулась в лес за травами, в избу по кровяному следу явились Прокопий и милиционер Кутейков. Увидев тяжелое состояние Федора, они свезли его в районную больницу.
Через месяц Федор Рожнов умер от гангрены. С Лукерьей на похоронах случилась падучая, целый год она не выходила из избы, недужила.. Так начал Бог наказывать ее за дерзость, за попытки выстроить жизнь вопреки Его воле... Во время болезни Лукерья усохла, согнулась, и величать ее стали не иначе, как бабкой Лукерьей, хотя .сынку ее не минуло еще и семи годков. Обычно-то Лукерья жила тихохонько, только в полную луну или по ненастью что-то на нее накатывало: выбегала она на огромный, неродящий пустырь, получившийся на месте Озера, и бродила там всю ночь, бормотала что-то... А то, бывало, застынет возле чьей-то калитки - и смотрит мертво, молчит.. а назавтра на этом подворье или сарай полыхнет, или пес хозяина цапнет, или еще какая беда. Генка помнил, как однажды встала бабка Лукерья возле их избы, - мать испуганно охнула, села на горячую сковороду и выбежала к забору с двустволкой
- Подь, подь отсель, Луша, не то стрелю!
Бабка же Лукерья, выпучив безумные глаза, вдруг запрыгала, заплясала.
- Ой, водица-то мается, воли просит!.. Готовь хозяину лопатку-то - волю бут водице рыть, вину свою заглаживать!..