Профессор долго расхаживал по кабинету, курил одну сигарету за другой, потом достал из рефрижератора бутылку вина, разлил красную «мендосу» по стаканам, фужеров не держал: «Это только психиатры, наука для богатых неврастеников, которые не знают, сколько стоит фунт хлеба», — выпил, остановился над Штирлицем, который сидел молча, сложив на груди руки, — лицо казалось сонным; так с ним бывало всегда в моменты самых рискованных решений.
— Ну и что вы намерены предложить? — спросил де Лижжо.
— Поступок, профессор.
— А именно?
— Вы должны позволить мне позвонить от вас Росарио. Я назовусь рентгенологом. Скажу, что для правильного протезирования нужен повторный осмотр. И вызову его по тому адресу, который известен одному мне.
— Звоните, я-то здесь при чем?
— Притом, что он наверняка не поверит мне. И скажет, что должен перезвонить вам, надо посоветоваться с профессором. А я отвечу ему, что звонить не надо, профессор рядом, передаю трубку… И вы возьмете трубку… И подтвердите, что приезд желателен… Сейчас же… Это все, о чем я вас прошу.
— Зачем вам все это?
— Затем, что я должен поговорить с Росарио лицом к лицу. Он убил женщину, которую я любил. Она ни в чем не виновата… Разве что в том, что любила меня… А потом Росарио должен назвать мне те его центры, которые здесь организовывают транспортировку нацистов из Европы в глубь континента.
— А потом?
— А потом я его убью.
— В таком случае, я не имею права лгать ему. Я врач, сеньор… Я не знаю вашего имени…
— «Во многие знания многие печали»… У меня много имен… «Сеньор» — вполне достаточно… Больше я никогда не появлюсь у вас, профессор… Или вы хотите, чтобы я пообещал вам: Росарио останется жить?
Профессор снова заходил по своему кабинету, выпил еще один стакан «мендосы», сел рядом со Штирлицем:
— Кто вы?
— Что вас интересует? Национальность? Имя? Партийная принадлежность? Семейное положение?
— Все.
— Вы убеждены, что я должен отвечать? — Штирлиц поправился: — Я сказал неточно: «полагаете, что мой ответ нужен вам?» Зачем? Я могу сказать только, что во время войны в Испании нелегально работал в тылу франкистов… Та женщина, которую… зверски, нечеловечески, по-животному убил Росарио… была моим другом… Мы жили… Я жил у нее в Бургосе… Я делал все, что мог, в трагичном тридцать седьмом, чтобы помочь… республиканцам… Не моя вина, что победил Франко… Я честен перед своей совестью… Хотя нет, не так… Если бы мы смогли помочь процессу… Если бы за один дружеский стол собрались все республиканцы — коммунисты, анархисты, поумовцы, если бы не было драки между своими, — Франко бы не прошел… Так что я не снимаю с себя вины за случившееся… Каждый может больше того, что делает…